«Мы хотели сделать импрессионистический этюд» – Алексей Герман-младший о фильме «Довлатов»
Загрузка
X


«Мы хотели сделать импрессионистический этюд» – Алексей Герман-младший о фильме «Довлатов»

Кинотеатр / 27.06.2018

Фото: из архива Алексея Германа-младшего

На днях в Ереване прошла очередная встреча цикла ARARAT Speakers Night, гостем которого стал известный российский кинорежиссер и сценарист Алексей Герман-младший. Здесь он представил свой нашумевший фильм «Довлатов», который будет представлен и в конкурсе Международного кинофестиваля «Золотой абрикос». Нашему корреспонденту удалось встретиться с режиссером и побеседовать. Представляем вниманию наших читателей эксклюзивное интервью с Алексеем Германом-младшим.

Вы показали только несколько выдуманных дней из жизни Сергея Довлатова. Не думаете о продолжении драмы «Довлатов»?

– Наверно, можно. Но мы действительно сделали фильм-выдуманную историю. Нам было важно поговорить о Бродском и Довлатове, как о людях молодых, о которых мы еще мало знаем. Мне было важно сделать какой-то кусочек из истории становления человека, взросления, понимания. Я бы не хотел сделать угрюмый байопик про писателя, родился там-то и прочее. Но мы хотели сделать импрессионистический этюд. Несколько дней, за которые человек взрослеет, меняется. Мы не претендовали ни на что большее. И мы не хотели ни приукрашивать, ни сгущать краски. А в прессе кто-то писал о том, что в фильме жизнь в СССР была показана слишком ужасной, а кто-то – слишком красивой. Конечно, было и что-то хорошее, и что-то плохое, было и ужасное, и великое. Мы взяли наши ощущения от человека, от города, где происходит действие, и попытались сочинить некое стихотворение. А стихотворение необязательно должно быть длинным, чтобы быть хорошим...

Настоящие интерьеры в картине или декорации?

– Все в фильме построено...

Мне все равно бы не хотелось туда попадать...

– А мне хочется.

Пожить?

– Нет, пожить не хочется. Но мне кажется, что все-таки при всей цензуре и ужасах, была там и высшая концентрация талантов, личностей было больше, и какой-то, наверно, наивной веры в искусство по гамбургскому счету, братства было больше. Личности были масштабные, и не считаться с этим, думаю, нельзя. Они были и благодаря, и вопреки СССР. Я не хочу жить в Советском Союзе, но я понимаю, что интеллектуальная и культурная жизнь была значительно мощнее. Разве есть сейчас в Грузии кто-то мощнее Иоселиани, мощнее Киры Муратовой на Украине? Нет. Есть в России режиссер мощнее, чем Тарковский? Нет. Есть в Армении кто-то мощнее Параджанова? Культурные пики сейчас ниже, слабее.

Кадр из х/ф «Довлатов»

Ваше творчество часто увязывают с отцом...

– Я живу так уже двадцать лет, и мне эти разговоры малоинтересны.

Никакого внутреннего диалога с большим режиссером нет?

– Есть, конечно, но это диалог не творческий, а семейный, интимный...

Не думали никогда, а как бы он сделал на вашем месте? Вы же его знаете лучше всех.

– Нет, лучше всех его знала мама.

Довлатов был звездой, но он стал звездой после того, как был вынужден покинуть свою страну. Сейчас в мире сложилась ситуация, возможно, пострашнее «холодной войны». Не помешает ли она появлению новых таких звезд?

– Во-первых, думаю, надо определиться, что происходит на постсоветском пространстве. Оно ведь разное. С одной стороны, положение здесь, безусловно, аргументировано, но, с другой, мы видим, что художественная жизнь в этих странах, включая Прибалтику, замирает, становится скуднее, она упрощается. На мой взгляд, советская эпоха была двоякой, нравится нам это или нет. Потому что, с одной стороны, было огромное количество художников, писателей, режиссеров, которые не смогли реализовать себя, и они были действительно вынуждены уехать и реализовываться за границей, у кого-то это получилось, у кого – нет, вопрос второй. Я считаю, у них не лучшим образом сложились судьбы, потому что многие довольно рано умерли. Те, кто остался, часто уходили в безвестности. При этом интенсивность культурной жизнь Советского Союза, если говорить в целом, конечно, была выше, и качество искусства в имперской модели, она все-таки какую-то энергию производила, была выше, чем то, что сейчас происходит на постсоветском пространстве.

Фото: ARARAT Speakers Nigh

Но художнику для творчества нужна прежде всего свобода.

– Отвечая на этот вопрос, мы упираемся в вопрос политкорректности высказывания. Политкорректное по нынешним временам высказывание состоит в том, что, да, свобода, дает больше пространства для творчества, и безусловно отсутствие цензуры, затирания талантов действительно благотворно влияет на развитие искусства. Но дальше мы переходим к другому вопросу. А какие бывают виды цензуры? Ведь существовала политическая цензура, как в СССР, но ведь существует и цензура денег, существует социальная цензура, самоцензура, в конце концов. И тут мы видим довольно печальную картину, которая состоит в том, как это ни печально звучит, что с уходом советской цензуры сравнивать Россию и Советский Союз, как это часто делают, глупо. Корреляция свободы и при этом цензуры денег, которая существует во всем мире, и социальной цензуры, иногда нивелирует свободу. Просто произошло видоизменение, поэтому, да, свобода для художника нужна, но свобода – это не единственное, что должно помогать художнику в его творчестве.  Нужно посмотреть на рамки этой свободы, где они, в конце концов? Ведь главное – то, что художник  хочет сказать, он не должен бояться общественного осуждения. Так что свобода –  это только один элемент, но не единственный. Не менее важно наличие культурной среды вокруг, энергия сопротивления, опять же деньги, свобода высказывания, не бояться иногда репутационных потерь, собственно творческие возможности. Не менее важна генетика, все имеет значение. Посмотрите, сколько в России уничтожали талантливых людей при Сталине, и не только в России, сколько людей были вынуждены уехать, все это привело к оскудению. Так что это одна из частей пазла. К сожалению, я не уверен, что она ключевая, как это ни парадоксально, потому что, если анализировать европейскую культуру сейчас, то все равно это, на мой взгляд, траектория упадка, а не подъема.

Возможно, за разговорами о цензуре и свободах мы и допустили истории с Сенцовым, Серебренниковым, и ряд это можно продолжить. Что же выбросило этих людей за рамки культурного процесса?

– Давайте поступательно. Во-первых, я человек, который подписывал письма в защиту Серебренникова, являюсь поручителем, я в числе тех людей, которые выступили в защиту Серебренникова. Я и Путину задавал вопрос в связи с ним. Мне и сейчас кажется, что он невиновен. В конкретной ситуация со свободами в России, на мой взгляд, безусловно существует проблема избирательности правосудия и есть люди, которые, на мой взгляд, невиновны. Другой вопрос: а почему никто не обращает внимания на политические посадки на Украине? Почему никто не обращает внимания на то количество людей, которые сидят там за обвинения в сепаратизме? Почему не расследовано дело о поджоге Дома профсоюзов в Одессе? Почему не продвигается расследование убийства Бузины? Почему никого не беспокоит ограничение прав русскоязычного населения Прибалтики? Ведь это самое прямое нарушение европейских конвенций. Я не пытаюсь перевести стрелки. Но если мы говорит про Россию, то мы должны понимать, что мы этих тенденций в принципе могли насмотреться на всем постсоветском пространстве и во всех их проявлениях. Почему же в Европе никого не интересует, почему в Саудовская Аравия убивает йеменцев, что происходит с беженцами в США? Я, безусловно, понимаю, что существует много вещей в России, с которыми я не согласен. Но существует не меньшее количество вещей в окружающем мире, с которыми я тоже не согласен. Мы просто входим в новую эпоху несправедливости, условно в постфукуямовскую эпоху. И это, к сожалению, будет нарастать.

Я всегда ловил себя на мысли о том, что такие люди, как Бродский, Довлатов и многие другие художники, принесшие славу России, похоронены в чужой земле...

– Да это ужасная особенность российской империи, Советского Союза. Сначала таланты уничтожаются, а потом им ставят памятники. И это такая ужасная кровавая общественная традиция. Не знаю, может ли она поменяться. Может ли переродиться в нечто новое, не знаю.

– Вы не оторваны от мировых процессов, от новостей?

– В какой-то степени. Когда художник говорит «оставьте меня в покое, я буду снимать свое кино», это лукавство, он осознанно избегает острых углов, которые ему неприятны, и в силу разных обстоятельств он либо боится, либо не хочет  с кем-то поссориться. Я, конечно, встречал таких художников, но их гораздо меньше, чем тех, которые занимают активную жизненную позицию. Я нахожу, что гражданская позиция художника, так же как и его творчество, равноправные части его личности и сознания. Но тем не менее я считаю, что художественная ткань необязательно должна трансформироваться в социальные высказывания, потому что оно может быть, но только если под этим есть еще что-то. Искусство все-таки не прокламация, не газета. И искусство это не агитация и пропаганда в каких бы то ни было целях – либеральных, консервативных, каких угодно. Я считаю, что художник преломляет действительность, осмысливает ее, формулируя действительность эмоционально. А не пишет манифест. Это не означает, что нет искусства манифеста, но для меня это всегда комплекс.

Не могу не спросить, как вы отнеслись к оценке вашей картины писателем Дмитрием Быковым? К его оценке творчества Довлатова в целом?

– Я считаю, что Быков человек крайне непорядочный. Все его нападки на Довлатова - прежде всего из чувства зависти. Потому что писателя Быкова забудут через 20 лет, а Довлатова будут читать всегда. Считаю, это элементом самопиара Быкова. Поэтому мне мнение Быкова глубоко неинтересно, как и сам Быков.

Фото: из архива Алексея Германа-младшего

И снова к мировым проблемам. Глобальный диалог не нужен? Ведь, кажется, все запустили, и проще говорить, а не демонстрировать по ТВ ракеты и вертолеты.

– Я не могу ответить на ваш вопрос, потому что я не верю в возможность такого диалога и его реальность. Глубоко убежден, что дилемма глобализма и взаимопроникновения последних 30 лет просто рассыпается. Когда кто-то говорил о том, что мы живем в 21 веке, и никогда не будет 20 и 19 веков, и мир вошел в новую эпоху, мне было смешно. Потому что государственные отношения, человек из 19 века никуда не делся. Мы не входим в новый период, мы возвращаемся к норме. Мы возвращаемся, к сожалению, к агрессивному фрагментированному национально-центричному миру, в котором ведущую роль будет играть, как это ни печально, сила. И великая утопия построения прекрасного и замечательного мира треснула. Просто человек возвращается к своим истокам.

Очень пессимистично...

– Надо с этим жить. Может хотеться или не хотеться, но пока человек не изменится, пока человечество не изменит какое-то новое глобальное событие, все будет, к сожалению, повторяться. Конечно, я хочу ездить по всему миру без паспорта, я хочу снимать кино и получать за это деньги, я был бы счастлив, но, к сожалению, я вижу только новые надвигающиеся угрозы, включая и раскол европейского сообщества. Мне это не нравится, но ощущение от сегодняшнего дня такие. Если, скажем, человек в 1932 году считал, что будет новая мировая война, это не означало, что он непозитивный, а означало, что он умный. Есть большие проблемы в России, но и во многих странах они есть. А история повторяется. Посмотрите карикатуры на Российскую империю. И посмотрите карикатуры на Россию. Это те же карикатуры. Та же проблематика. Плохие отношения с Англией? Так они всегда были плохие... Меньше всего я хочу возвращения в тоталитарное прошлое, меньше всего я хочу, чтобы мы были свидетелями таких трагедий, как у Серебренникова. Но, уважая свою страну при полном понимании ее проблем, мне все равно, что думают о ней немцы, французы, англичане. При этом мое уважение к ним изменений не претерпевает.   

Беседовал Ашот Газазян. Журнал «Жам». Ереван – Москва. 2018 год.