Семейная триада: открытие выставки «Со-Творение» художников Ивановых

Репортаж с открытия выставки «Со-Творение» белорусских художников Ивановых, где более 80 работ Галины, Натальи и Григория объединены позитивной энергией, богатством и чистотой красок и общим направлением в искусстве — Светизмом.

15 декабря под деревянными сводами галереи «Арт-Кремль» в измайловском Кремле открылась выставка «Со-Творение» художников Натальи, Григория и Галины Ивановых — профессиональные деятели искусства, члены Белорусского союза художников. Экспозиция состоит из более 80 картин, созданных ими за последние четыре года.

Вечер выдался приятным: на фоне скрипичной музыки гости ведут светские беседы и с интересом разглядывают полотна белорусских творцов, попивая вино. Этот праздник для суетливых москвичей благородно организован силами редакции журнала «Жам».

Семьи художников, принимающие участие в совместных выставках — большая редкость, особенно на постсоветском пространстве. Три части экспозиции Ивановых объединяет не только кровь — вместе картины отца, матери и дочки образуют поэтапный курс по основам расслабления, который пришелся очень кстати усталым от вечной беготни жителям столицы. Сами художники нарасхват обсуждают с посетителями свои работы. Не удалось удержаться и нам: мы поговорили с каждым из представителей семейства и обсудили национальный контекст, роль зрителя и особенности выработки индивидуальности вопреки семейному стилю. 

Когда окруженный гостями Григорий Иванов начинает говорить, весь окружающий мир будто замедляется под стать его размеренной и тихой речи. Еще больше тормозят ход времени его работы. Картины мастера разделены на три условных уровня. На первом — фигуративные сюжеты, на которых то или иное изображение, будь то красное одеяние медведя или шар на носилках, не освещены каким либо источником света, а сами являются светом. На втором уровне свет постепенно начинает поглощать объекты, превращая их в подобие наскальных рисунков прямиком со стен пещер Мозамбика. На третьем свечение и вовсе растворяет все остальные детали, трансформируя полотна в неоновый свет, условно обрамленный оболочкой или вставленный в оправу уже больше всего напоминающий картины Малевича. Своё творчество Григорий называет лаконичным термином «Светизм». Сама идея уже давно фигурирует в живописи: первыми на ум приходят работы Рембрандта и русский авангардный лучизм и супрематизм. Григорий собрал витающие в воздухе идеи изображения света воедино, оформил термин и написал введение в «Светизм», которое с упоением и интересом читают посетители выставки. «Это больше чем какое-то явление или движение, — рассказывает глава семейства о своей концепции, — это состояние души и тела. Свет — это истинная природа человека и одновременно образ Бога. И через него мы с ним соединяемся. Состояние напряжения своего света я передаю в своих картинах».

Чтобы помочь добиться этого трансцендентного состояния, Григорий решил помедитировать со мной на картину «Кристальный свет». Зеленое полотно, где квадратный свет преломляется о воображаемые грани кристалла. «Свет пульсирует, бьётся — комментирует происходящее на картине художник, пока мы ходим вперёд и назад смотря в самый центр нарисованного источника света, — сейчас время экранизации всего человечества. Миллиарды людей постоянно смотрят в экраны. Моя картина — это тоже экран. Когда мне было 17 лет я видел сон. Там был только светящийся экран, из которого на меня смотрел Бог. Мои картины дают зрителю встретиться с самими собой, попробовать найти себя. Перестать теряться в этом перегруженном информацией мире. Да, это медитация». Пока художник говорит, свет начинает пульсировать и выходить за пределы картинной рамы. Прохождение по всем этапам «Светизма» художник сравнивает с восхождением в гору. На первом этапе я нахожусь в долине, потом поднимаюсь по горным тропам. Ландшафт постепенно меняется, света становится больше. На вершине остается только зарево небесного купола.

— Каждый зритель по-своему видит вроде бы очевидное. Рождает свои ассоциации и смысловые нюансы — говорит Иванов.

— А как вам такое? – спрашиваю я, указывая на фотографирующегося гостя, комично поддерживающего картину в духе туристических фотографий на фоне пизанской башни.

— Замечательно! Главное расслабиться, сбросить напряжение и раскрепоститься.

Как несложно догадаться, Ивановы являются поклонниками постмодернистского тезиса о рождении смысла в интеракции зрителя с картиной. Название выставки «Со-творение» как раз описывает этот процесс. Пока старший Иванов раскрывает заложенные им славянские предпосылки повторяющегося символа яйца на первом этапе «Светизма» из толпы доносятся обрывки интересного разговора о клонировании и искусственных яйцеклетках.

Вопреки разнообразию культурных кодов в картинах Григория, он считает своё творчество выше этнических границ. Оно и понятно — свет — это что-то общечеловеческое. В картинах его супруги нечто родное и интуитивно понятное человеку из СНГ скрыть уже сложнее. Херувимы, чем-то напоминающие портрет Жанны Эбютерн за авторством Модильяни (который по признанию художницы и является одним из источников вдохновения), окружены символическими зверями, вроде бросающейся в глаза розовой коровы. «Розовая корова — это счастье, — объясняет художница. — В своем творчестве я использую символы для выражения чувств и эмоций. Сказочные образы представляют собой язык символов, который так близок нашему подсознанию. Изобразительный символ всегда условен, его значение гораздо шире того предмета, который он представляет, например изображение розовой коровы — является символом радости, счастья. Курица — воплощение всепрощающей любви, заботы, семейного очага». Наталья также приветлива и неспешна, как и её муж. Источник столь обширного культурного знания легко угадывается в биографии художницы: «После окончания института я занималась народными промыслами: ткачеством, вышивкой, гобеленами. Разрабатывала промышленные эскизы и образцы для изделий в народном стиле, выполненные на ткацких станках вручную. Приходилось изучать народные промыслы  — каждое лето с научными экспедициями ездили по деревням за примерами. Русские и белорусские иконы, народное творчество стали основой для моей живописи. В научной лаборатории по исследованию народного творчества мы [с супругом] и познакомились. Гриша работал с металлом, я с ткачеством».

В рамках представленной парадигмы расслабления картины Наталии должны возвращать зрителя в детство: «В своем творчестве я ставлю перед собой задачу — разбудить в человеке его внутреннего ребенка. Создавая свои картины, я стремлюсь к живому восприятию своих образов, намеренно упрощая их до своеобразной детскости, обобщая формы и схематизируя их. Концепция внутреннего ребенка является частью мировой культуры уже более двух тысяч лет. Названия немного разнятся. Но идея по сути одна и та же.  Юнг называл его «Божественное Дитя». Фокс — «чудо ребенок». Психотерапевты Элис Миллер и Дональд Уинникотт ссылались на него, как на «Истинное Я». Внутренний Ребенок — это та часть нашей психики, которая извечно полна жизни и сил, творческих порывов и удовольствия. Это наше истинное Я. Во взрослой жизни эти чувства уходят. Начинаются жизненные проблемы. Я хочу, чтобы взрослый человек при взгляде на мои работы пробуждал своего внутреннего ребенка».

Жизненные проблемы случаются и у самих творцов. На постсоветском пространстве художники часто сталкиваются с проблемами финансирования своего ремесла. Настоящей работой это становится только для избранных, и пока развитые страны западного мира обсуждают безусловную финансовую помощь жителям арт-кварталов, в родных краях представители искусства еле-еле сводят концы с концами. О тонкостях выбора между гнетущей работой над воплощением чужих идей и голодным путём художника-творца говорить не приходится, но, к счастью, для белорусской династии это уже в прошлом: «Когда-то мы жили на какие-то минимальные средства, это всё было для того чтобы наше творчество продолжалось. Такие периоды приходят и уходят волнами, но сейчас всё уже более или менее стабильно».

Интересным образом работы всех членов семьи разделяют ряд общих стилистических особенностей. По признанию Натальи, у них есть некоторое единое состояние души. Лучше всего иллюстрируют это взаимное влияние картины дочери супругов Ивановых Галины, расположившиеся этажом ниже. Тут одновременно и овальные головы Модильяни, и бережное внимание к свету Иванова. Семейный стиль не обошел стороной даже самую младшую представительницу семейства — подрастающую дочку Галины Еву, трогательно открывшую выставку небольшой речью в микрофон. Весь оставшийся вечер она сидела за столом с открытками и рисовала девушек, подозрительно схожих с картинами бабушки и мамы. Впрочем, пока что обошлось без «Светизма».

«Невозможно было выбрать другое призвание, — рассказывает Галина Иванова. — Постоянные краски, холсты, книги про искусство из библиотеки отца. Никогда не представляла свою жизнь без картин. Еще с самого детства. Возможно Еве тоже передалось это мироощущение». Как человеку из более консервативной семьи, мне сразу представились сценарии былого юношеского бунтарства Галины в попытках обособиться в своём собственном стиле, но у Ивановых всё иначе. Художницу никогда не смущало влияние родителей и разделение с ними выставочных пространств. Но даже несмотря на все сходства, картины Галины отличаются от родительских полотен. Кистями художница создаёт сказочный мир, полный образов из европейских и славянских сказок, в который погружает посетителей выставки: «Сказки созданы для передачи мудрости, так что мне нравится передавать через эти образы свои жизненные впечатления».

На первом этаже галереи заметно меньше людей — в дни открытия посетителей традиционно тянет ко столам с вином, накрытыми на втором этаже, где картины родителей. Зато напротив работ Галины остались только увлеченные ими гости. Из всего многообразия полотен сильнее других выделяется картина «Семена любви». На ней изображена рыжая девушка с символом сердечка на груди и гигантским арбузом в качестве нимба, расплывающимся до самой верхней рамки. «Арбуз символизирует лето и любовь. Точнее символизирует август. Эта картина связана с этим месяцем и любовными переживаниями».

Любовь стала источником вдохновения и для других картин художницы, от полотна к полотну мужской образ меняется, представляясь то волком напротив лишенной характерного головного убора Красной шапочки, то частью гармонирующей и спокойной пары. Но даже со всеми трансформациями картины вызывают спокойствие, условно замыкая для меня поэтапное расслабление «Со-творения».

Текст: Андрей Писарев