Картины Григория Иванова представляют собой иллюстрацию древней идеи, что красота и доброта есть взаимное проявление друг друга. Сам белорусский художник свое творчество презентует как новое течение «светизм». Наблюдая героев мастера, и вправду заражаешься светом и теплом, которыми пропитаны полотна.
Григорий Иванов родился в 1952 году в Хабаровске, в семье военного фельдшера. Мать работала в школе учительницей истории. Из-за службы отца семья постоянно меняла место жительства. После долгих скитаний семья переехала в Белоруссию, в Полоцк. Григорий учился в Минском художественном училище и в Белорусском театрально-художественном институте на отделении металла. Работает преимущественно в области станковой живописи. С 1989 года член Союза художников БССР. Его работы находятся в собрании Музея современного изобразительного искусства в Минске, Национального полоцкого историко-культурного музея-заповедника, Национального исторического музея Республики Беларусь, в частных коллекциях в России, Беларуси, Польши, Германии, Италии, Англии, Нидерландов, США.
Сейчас Григорий живет и работает в Минске.
– Человеку на протяжении всей жизни встречаются знаки, подсказки. Это не просто так. Мысли, сны и события собираются, растут и в какой-то момент достигают критической точки, далее происходит взрыв, рождение чего-то нового. Эврика!
Давным-давно я видел сон. Как будто я вхожу в зрительный зал кинотеатра. Темно. Только светится экран каким-то неземным светом. Чем пристальней я смотрю на него, тем явственней проступают черты лица и на экране-свете как бы «оживают». Этот взгляд проникает, пронизывает все мое существо. Я испытываю состояние оцепенения и блаженства, и хочется плакать. Я понимаю, что это Он.
– В детстве мы с семьей жили на севере, за полярным кругом. Там все очень яркое за счет разреженности воздуха, особенно лазурь неба. И чудо северного сияния зимой, когда по всему небу переливается гигантская радужная лента. В старой мастерской у меня не было окон. Нет, они были, но совсем маленькие и я их завешивал, они все равно не давали никакого света. Утром, когда я ехал в мастерскую, и вечером, когда обратно возвращался, было темно. Целый день искусственный свет в мастерской. Мне очень не хватало солнечного света.
– Я учился в Белорусском театрально-художественном институте на отделении металла. А это кузница с раскаленным горном, чеканки с постоянным отжигом, ревущей паяльной лампой, горячие эмали с раскаленным нутром муфельной печи, ювелирное дело. Когда огонь прямо перед твоим носом. Пайка. Плавка металла.
– Когда я работал над картинами, то стремился к абсолюту, к идеальной форме. В некоторых картинах при пристальном взгляде все краски сливаются, и исчезает изображение. Оно как будто растворяется в этом свете. Я развил это состояние, довел его до абсолюта, и появилась первая «светическая» картина, которая светится. Название этого явления «светизм» появилось само собой, как призыв, как путь. Это выход «в ноль» цвета. Это как преодоление звукового барьера, притяжение земли.
– В Беларуси есть село Сарья на берегу реки Сарьянка, где живут сарьяны. Сарьян – один из моих любимых художников. В училище у меня была его книга. Творчество Сарьяна пронизано светом и солнцем. Когда открываешь в себе центр света, то свет, как вредоносный микроб, убивает зависть, злость, страх, весь негатив в тебе. Остается только любовь. И эти его слова очень созвучны с идеями «светизма». Еще один армянский художник развивал начатое Сарьяном – это Минас Аветисян. У него очень мощные энергетические работы. Где цвета просто «раскаленные» и «плавятся» на холстах.
– Конечно, мне очень хотелось бы посетить Армению, проникнуться ее светом и написать новые картины.
– Весь мир держится на плюсах и минусах. Это физика. И в духовной мире так же. Мы все состоим из плюсов и минусов. Живопись – из света и тени. Тень, ее переходы и градации подчеркивают свет, создают напряжение. Свет позволяет контролировать процесс. Когда яркий свет и все видно, ты поневоле выбираешь его.
– Когда я пишу картину, то думаю только о ее создании и не ограничиваю себя какими-то рамками. Другое дело, если картина пишется на заказ. А вот когда картина готова, я могу представить, где она могла бы находиться. Но это не обязательно
– Сто лет назад Казимир Малевич был тем самым пророком, что изменил наш мир: его цветоформы, архитектоны повлияли на архитектуру, на наш быт и на наше сознание. И сейчас осознание того, что Бог есть Свет, а все вокруг тоже Свет, в том числе и мы – дети Бога. Это и помогает людям сориентироваться в этом мире и сплотиться.
– Я бы пожелал молодым художникам совмещать художественное творчество с духовной работой, чтобы они шли параллельно.
Беседовала Анна Гиваргизян