Мы ехали уже полдня из Москвы по дорогам, которые становились все хуже и наконец и вовсе закончились. Началась настоящая провинция. Мы направлялись в глухое смоленское село, затерянное среди полей и лесов, куда редко заезжают гости. Но мне надо было именно туда. Взять бумажку.
Зачем же еще ехать в такую глушь, особенно армянину. Нераспаханные поля, неасфальтированные дороги и несбывшиеся мечты в виде покосившегося памятника советской эпохи. Вот и вся глубинка.
— Дадите бумажку?
— Завтра.
— Завтра? Почему завтра? Ах, завтра. А если так..?
— Хорошо, после обеда приходите…
— А если совсем... так?
— Ладно, через час.
Через час! Как одолжение. И что мне делать час в этой дыре? Может, пойти в «Старбакс»? А, я же забыл, тут нет «Старбакса», нет «Кофе Хауса», нет даже лавки хот-догов, тут ничего нет. Поле да лес. Ядерная зима. Глаза смотрели вокруг, не находя ничего интересного, и вдруг случайно вырвали из привычного пейзажа что-то необычное. Померещилось? Иду ближе. Нет, это он — Андраник. На открытой двери какой-то лавки — плакат с изображением полководца Андраника, тот самый плакат, что висел у всех армянских сапожников и мастеровых. Стучусь в дверь, захожу внутрь. И словно дунуло ветром
спелой армянской весны, будто ожили в лавке картины Сарьяна. Стояли в два ряда свежеиспеченные матнакаши — армянские лепешки и, как румяные, запыхавшиеся после бега дети, смотрели на меня. Я попал в лавку к пекарю. Пекарю-армянину. Откуда вы?.. Откуда мы?.. То да се. Пойдем, присядем.
Мы сели на сделанную из двух булыжников и фанеры скамейку. Сели и посмотрели на заснеженную пустоту вокруг.
— Только вы сеете?
— Здесь — да.
— Почему?
— Не знаю.
— Странный ответ.
— А то, что мы с тобой тут сидим, — не странно?
Грусть. Тоска. Вопрос.
— А не скучаете по …, — я не успел досказать, как он тут же махнул рукой, как будто я собирался сказать какую-то ужасную пошлость. Спустя время я
понял, что так оно и есть. Он встал и скоро вернулся. Не один. С хлебом. Хлеб был горячий, но не обжигал, а грел мои руки.
— Бери.
Он отломил хлеб. Армянин отломил хлеб. Армянский пекарь отломил нам хлеб. И мы жевали горячий хлеб, сидя на заднем дворе забытого смоленского
села, затерянного среди полей и лесов, куда редко заезжают гости. На миг я закрыл глаза, и стало вкусно и тепло, как в детстве. Но открыв их, почувствовал, что магия исчезла и вернулась зима. Словно заметив это, пекарь встал и, вздохнув, пошел обратно в магазин. Именно в это время добрая половина армян на земле спорила о том, кто лучше — тот или этот, — и именно в этот момент, сидя в глуши русской глубинки и чувствуя в руках теплоту свежего армянского матнакаша, я, по-моему, знал правильный ответ.
Текст: Роберт Мамиконян. Журнал «Жам». 2010 г.