Умение жить и изумлять — Гарегин Давтян
Загрузка
X


Умение жить и изумлять — Гарегин Давтян

Вернисаж / 07.03.2018

Более полувека назад, увидев рождение скульптуры, трехлетний Гарегин Давтян взял в руки пластилин и начал творить. Уже тогда он твердо решил, что будет скульптором. Пытливый ум, чувство красоты, настойчивость, дерзость и природный талант помогли ему осуществить заветную мечту.  

Сегодня скульптуры Давтяна экспонированны в музеях и частных коллекциях в Германии, Италии, Швейцарии, Великобритании, Франции, России, Венгрии, Польши, Бельгии, США, Армении и т.д. В частности в Государственной картинной Галлерее Арменни, Государственной Третьяковской Галлерее (Россия) (Москва). В Национальном музее Данте Равенны (Италия). В Городской картинной галлерее Ньиредь-Хаза (Венгрия). В Государственной картинной галлерее Челябинска (Россия) и др. 

Как все начиналось?  В каком возрасте вы решили, что будете именно скульптором?

— Однажды мы гостили в доме Николая Багратовича Никогосяна в Москве, и он фактически заразил меня этим «вирусом», и по прибытии домой мне купили несколько пачек пластилина... Я тогда был очень маленьким — где-то в 3 года начал лепить и эксперементировать с пластилином, затем в десять лет поступил в студию скульптуры в Каназе при Доме Культуры Алюминиевого завода. Там я уже начал стабильнее заниматься моим любимым делом, параллельно посещая студии по живописи и скульптуре. Мне еще не было 10 лет, но я знал кто такие Микеланджело, Рафаэль Санти, Растрелли, Фальконе. Уже во втором классе я знал, что по окончании школы поеду учиться в город, где очень много скульптур: даже представлял, как буду ходить по набережной Невы, по Васильевскому острову.

Но судьба распорядилась иначе, вы поступили на факультет скульптуры Художественно-театрального института Еревана…

— Да, и «впрягся» в учебную рутину. В 1978 году закончил институт с отличием и пошел работать на комбинат простым мастером по увеличению скульптур. Параллельно создавал собственные работы. Затем были первые выставки, симпозиумы и первая поездка за рубеж — в Познань — и бронзовая медаль на международной биеннале малой пластики за работу «Лечение». В 1990 году уже была большая золотая медаль Иоанна-Павла II на 9-ой Международной биеннале, посвященной Данте, за работу «Грех корыстолюбия» (г.Равенна, Италия).

Вы профессор скульптуры, с 1990 года — преподаватель Ереванской академии искусства, в чем разница — быть художником в Армении, тогда и сейчас?

— Иногда я немного ропщу, поскольку у меня много времени уходит на преподавание. Но с другой стороны, когда есть что дать, чему научить — ты чувствуешь выполнение какой-то особой миссии. Это успокаивает, удовлетворяет, потому что самое важное не остается там, в мастерской, в каких-то записях — я это выдаю. К сожалению, в нашей области очень много белых пятен — очень мало написано о скульптуре вообще, это самая малоисследованная часть: о живописи, о керамике можно найти все что угодно, о скульптуре очень мало статей, вот поэтому я говорю своим студентам: «Ребята, о скульптуре вы ничего не найдете, о ней нигде не написано. Вы обязаны быть умнее, начитаннее, харизматичнее, сильнее: любой скульптор должен быть врачом, историком, физиком и психологом».

Это было всегда: в мое время была жесточайшая идеологическая конъюнктура, но сейчас тоже есть конъюнктура, и сегодня это – рынок. Но любая конъюнктура – это деформация, давление, диктат, тогда как миссия художника – быть вне любого давления, вне любой конъюнктуры, вне требований и заказов, он обязан выполнять требования общества, но именно общества, а не правящей власти, идеологии. Он обязан быть вне системы. Если художник начнет исполнять заказы и требования, он перестанет быть художником. Я всегда, в любом случае старался быть свободным.

В чем заключаются проблемы современного искусства? Мировой кризис — что это? Как это выражается в современном искусстве и есть ли выход? Какие решения предлагаете вы как художник?

— Иногда я говорю, что быть художником это миссия, а не профессия, это область созидания, художник обязан просвещать нацию. Если нация обратится, он обязан помочь выйти из кризиса. Из кризиса выводят не президенты, это делают люди искусства. Если они не воспитывают свой народ, он всегда будет в кризисе. Ибо экономического кризиса не существует, это лишь облегченная форма духовного кризиса. Но художник не отвечает на вопросы, он их правильно ставит. Ответ должен быть уже в вопросе.

Во всех моих работах есть этот вопрос: например, памятник Фритьофу Нансену. Я его изобразил в образе гренландского эскимоса, без галстука, без костюма. Это добрый, честный, сильный, находяший быстрые решения любых вопросов человек, всегда приходящий на помощь. Я показал его как путешественника, полярника, протягивающего руку помощи всем нуждающимся. Даже постамент в этой скульптуре продуман — это торосы, большие кристалы льда.  

Как вы пришли к своей особой технике создания скульптур? В чем ваша идеология?

— Я использую ту же технику, что человечество использовало последние 5000 лет. Ничего нового, да и претензий на изобретения у меня нет, этот вопрос скорее надо задавать концептуалистам, которые любят удивлять. У меня задача другая — я предпочитаю изумлять, стремлюсь вовлечь зрителя в творческий процесс, дать возможность подумать вместе. Очень важно, чтобы каждая моя работа помогала им изменить себя, стать лучше.

А вы быстро работаете?

— Я очень быстро думаю. Недавно во время одного мастер-класса за 20 минут создал блиц-портрет. К такому мы приходим через прожитый опыт. Однажды на вопрос сколько вы тратите времени на создание вашей работы, Пикассо ответил — «вся моя жизнь, плюс пять минут». В искусстве для меня главное быть близким к истине и само поднесение истины. Конечно, я могу ее и не найти, я человек, и я смертен, но нужно стремиться... Всю свою осознанную жизнь я искренен и честен перед собой. Вообще — это составляющие таланта, состоящего не только из системы способностей, но и других свойтств которые нужны: настойчивость, пытливость, сила воли, внимание к деталям. И, конечно, умение жить и изумлять.

Могли бы вы вспомнить реакцию публики на вашу работу или выставку, которая больше всего вас потрясла?

— В 1994 году я получил первую премию на 11-ой Международной биеннале, посвященной Данте, за работу «Врата очищения» в Равенне, где похоронен Данте. Из 2500 работ жюри выбрало мою, а ведь создание таких барельефов — это прерогатива итальянцев, но они выбрали именно эту работу и даже более того, я стал постоянным членом жюри международного конкурса бронзовой скульптуры, посвященной Данте Алигьери. Такое же чувство у меня было в 2002 году, во время персональной выставки в галерее «Ворпал» в Сан-Франциско. Там было представлено около 42 работ. Когда мы представляли эту экспозицию, в той же галерее находились работы Рембранта, Веласкеса, Рене Магритта. В дантевском центре 6 моих работ представлены вместе с работами Джакомо Манцу. Это неописуемое чувство гордости.

Чей скульптурный образ вам бы хотелось создать?

— Ной — его культурный образ. Сегодня у армян есть определенные требования и функции, которые мы не представляем. Наша интеграция в мировом глобальном обществе не должна быть представлена только лавашем или дудуком. Мы – дети Ноя, и он принадлежит не только армянам, но и всему миру. Это всеобщая концепция, мы – часть этого мира. Это ни в коем случае не пропаганда, но нужно очень серьезно проработать эту идею.

«Все виды искусств служат величайшему из искусств — искусству жить на земле» — сказал Бертольд Брехт, расскажите о вашем искусстве жить.

— Я хочу быть полезным человечеству, участвовать в эволюции, сделать планету лучше. Я на своем месте. Вы знаете, искусство — это та самая область, где принимают долгожителей. В 40 лет художник еще молод, а зрелость приходит только после 50-ти. У меня еще есть время...и любимая работа, которую я еще не создал. 

Беседовала Стелла Мартиросян. Журнал «Жам». 2018 г.