Непрерывность Аршила ГОРКИ
Аршил Горки в своей мастерской. 1935 г.
«Однажды я вернусь на родину, но только тогда, когда буду твердо стоять на ногах, чтобы прославить ее». Этим словам Аршила Горки не суждено было сбыться, однако прославлению своей земли он все же поспособствовал. В любой энциклопедической статье о нем после фразы «знаменитый американский художник» обязательно будет добавлено «рожденный в Армении». В случае с Горки это означает гораздо больше, чем простое упоминание о факте биографии.
Художников, которые закладывали первые камни в фундамент абстрактного экспрессионизма, в Америке уважительно именуют «героическим поколением». Не сказать, впрочем, чтобы эти люди совершали какие-то выдающиеся подвиги. В подавляющем своем большинстве они не отличались высокой гражданственностью, не боролись за искоренение пороков общества — напротив, некоторые из этих пороков сами же и олицетворяли.
«Кукурузное поле здоровья II». 1944 г.
«Героическое поколение» было поколением пьющим, нервным, неуживчивым. Но они до последнего хранили верность своим творческим установкам, которые в 1930–1940-х годах слишком многим казались сумасбродными.
«Механика авиации». 1935 г.
Именно эти «сумасбродства» вскоре после войны вывели Соединенные Штаты, прежде считавшиеся глубокой артистической провинцией, на авансцену мирового искусства. Нью-Йорк отобрал у Парижа и других европейских столиц звание законодателя художественной моды. Можно, конечно, отнести сей факт исключительно на счет возросшего экономического могущества США, однако объективности ради следует признать, что в тамошнем искусстве действительно произошли серьезные, почти тектонические сдвиги. И совершены они были усилиями тех, от кого американцы ничего подобного не ожидали. Грубо говоря, усилиями аутсайдеров. Некоторые из них успели пожать плоды неожиданно свалившейся славы, другие этой славой оказались окончательно выбиты из колеи, третьи не дожили до ее прихода совсем немного. К числу последних принадлежал Аршил Горки.
«Груши, персики и кувшин». 1926 г.
Разумеется, было бы преувеличением назвать его художником, не снискавшим при жизни даже намека на признание. Нет, его неплохо знали в профессиональных кругах Нью-Йорка, периодически приглашали на выставки в Музей современного искусства (МОМА) и Музей Уитни. Изредка происходили и персональные показы в частных галереях, откуда было куплено несколько холстов и рисунков. А незадолго до смерти Аршила Горки его работы даже побывали за океаном, на престижной парижской выставке, посвященной сюрреализму. Но известность в узких кругах никак не перерастала в более или менее устойчивую популярность. О высоких доходах от искусства и говорить не приходилось. Покупателями работ Горки становились лишь отдельные энтузиасты. Если бы не женитьба на Агнесс Магрудер, девушке из состоятельной семьи, он с высокой вероятностью и дальше вынужден был бы продавать свои произведения за гроши (если конкретно — за пять долларов, как это случалось в годы Великой депрессии), чтобы покупать холсты и краски для работы. Зато и прожить он мог бы намного дольше, когда бы не та роковая женитьба... О трагическом конце его жизни будет сказано ниже.
Без названия. 1943–1948 гг.
А начиналась эта жизнь тоже с тяжелых переживаний и трагических испытаний. Востаник Манук Адоян появился на свет в 1904 году в деревне Хорком, что стояла на берегу озера Ван. Такого населенного пункта давно уже нет на карте: Хорком был разрушен турецкими войсками в ходе карательных операций 1915 года. Семья будущего художника жила к тому времени в городке неподалеку. По воспоминаниям Вартуш, младшей сестры Возданика, они несколько месяцев подвергались артиллерийским обстрелам. Вместе с другими мальчишками Востаник все дни проводил рядом с ополченцами, выполняя поручения старших. Но ситуация становилась все хуже, и в июне 1915 года начался массовый исход окрестных жителей. В сторону границы с Российской империей двинулась и семья Адоян, состоявшая на тот момент из матери Шушаник и четверых ее детей. Отец давно жил в Америке, куда уехал на заработки... Пешком они добрались до Еревана, где не приходилось уже опасаться гибели от пуль и снарядов, зато требовалось прикладывать все силы, чтобы не умереть от голода. Город был наводнен беженцами, добывать пропитание удавалось с большим трудом. После трех с небольшим лет такого существования на глазах детей угасла и умерла Шушаник, которую художник впоследствии называл королевой своего эстетического царства. От этой травмы он так никогда и не излечился. Образ матери присутствовал во многих его американских работах. Достаточно сказать, что к картине «Художник и его мать», написанной по мотивам давней фотографии, автор возвращался на протяжении двух десятков лет, постоянно что-то в ней поправляя. А одно из самых знаменитых беспредметных полотен Аршила Горки носило название «Как фартук матери разворачивается в моей судьбе».
«Сад в Сочи». 1941 г.
Детали и обстоятельства переезда в Америку выживших членов семьи выглядят довольно туманными. Скорее всего, путешествию за океан способствовал их отец. Сначала в Штаты отправились две старших сестры, а в 1920 году и Возданик с младшей сестрой прибыли туда на пароходе из Батума. Поселились сначала у отца в Провиденсе, штат Род-Айленд, но их отношения не заладились. Известно, что своего родителя Возданик считал едва ли не предателем, оставившим семью в трудные времена... Вскоре юноша поселился в городке Уотертаун, что неподалеку от Бостона. Устроился на местную фабрику, но был оттуда уволен с примечательной формулировкой: «За рисование в рабочее время». В эту историю верится легко: еще в раннем детстве вместо того, чтобы играть со сверстниками, он предпочитал рисовать палочкой замысловатые фигуры на прибрежном песке...
«Художник со своей матерью». 1929 г.
Несмотря на денежные трудности, Востаник начал посещать бостонскую Школу искусств и дизайна. И все же его во многом можно считать самоучкой — по крайней мере, живописи он учился самостоятельно. Хотя одно время брал уроки изобразительного искусства у некой дамы, которая изложила ему свои воззрения на подоплеку профессии. По ее мнению, в Америке никто всерьез не мог бы воспринять художника из Армении. То ли дело русские эмигранты. Они вальяжны, артистичны, с хорошей школой. У них всегда много заказов и масса поклонников. Слова запали Востанику в душу, и вскоре он прибыл в Нью-Йорк уже в качестве Аршила Горки. Происхождение этого псевдонима трактуют следующим образом: фамилия позаимствована у пролетарского писателя Максима Горького, с чьей карьерой «из босяков в светила» Востаник хотел бы ассоциировать и собственные устремления. А имя «Аршил», как ему казалось, выглядело русским вариантом Ахилла. Обретя звучный псевдоним, он неоднократно пытался выдать себя за художника из России, обучавшегося в Париже. Впрочем, иногда представлялся потомком грузинских князей.
Художник с матерью. 1912 г.
Сколь бы наивными ни казались его способы утвердиться среди богемы Нью-Йорка, у него это получилось. Естественно, не потому, что кто-то всерьез принимал Аршила Горки за известного русского портретиста. Просто его дар говорил за себя лучше, чем любые поддельные провенансы. В возрасте всего-то двадцати с небольшим лет он уже работал преподавателем в нью-йоркской Новой школе дизайна — заведении пусть и не самом престижном, но далеко непоследнем. Кстати, среди его учеников был Марк Ротко, выходец из России, который со временем сделался одной из важнейших фигур того
самого «героического поколения». Ротко был на год старше своего педагога. Само собой, их отношения мало напоминали тандем «мэтр — воспитанник» и легко переросли в дружбу.
«Обугленная любимая 1». 1946 г.
Впрочем, до абстрактного экспрессионизма им обоим тогда было далеко. В 20-е годы Аршил Горки увлекался Сезанном. Не столько даже его живописной манерой, сколько революционным подвижничеством. Потом появился интерес к Пабло Пикассо и кубизму, еще потом — к метафизике в духе Джорджо де Кирико. Выглядело так, будто художник яростно сновал по совсем еще недавней истории модернизма, отыскивая для себя подходящие образцы. Ничего удивительного: вспомните, что ровно так же поступали и русские авангардисты лет за пятнадцать до того. Запоздание на этом поприще объясняется все той же американской «провинциальностью» по отношению к европейским новациям.
«Как фартук моей матери разворачивается в моей судьбе». 1944 г.
Как же все-таки случился помянутый выше рывок заокеанского искусства? И какую роль сыграл в нем Аршил Горки? Обстоятельные ответы на эти вопросы могут занять не один десяток страниц. Если же вкратце, то дело в том, что «героическое поколение» сумело наделить расчетливую европейскую традицию неподдельной страстью и тягой к импровизации. В частности, Горки оказался тем художником, который перенаправил холодноватое «бессознательное» французских сюрреалистов в русло искреннего переживания. Когда идеолог сюрреализма Андре Бретон вскоре после вступления гитлеровских войск в Париж очутился в Америке, он буквально благословил Аршила Горки, увидев в нем истинного продолжателя направления. Надо полагать, не будь в жизни Горки знакомства с Андре Бретоном, Хуаном Миро, Андре Массоном, то и не появились бы на свет его лучшие работы. Но если бы не Горки, то сам сюрреализм запросто мог бы превратиться в вымученную схоластику. Его друг и соратник Виллем де Кунинг писал по этому поводу: «Он понимал все, что касается природы и живописи. Он обладал потрясающим зрением, сверхъестественным чувственным восприятием и невероятным чутьем. Все это было у него еще до встречи с сюрреалистами, и они сказали ему: у тебя уже есть все».
Рафаэль Сойер. «Портрет художника Аршила Горки».1940 г.
Сам же художник полагал, что все, что у него есть — это память о родине. При всей шаткости сравнения позволительно уподобить условный Витебск Марка Шагала тем образам Армении, которые возникали на холстах и рисунках Аршила Горки. Ни в том, ни в другом случае речь не шла о прямом воспроизведении детских впечатлений. Ассоциации ветвились, осложнялись последующим опытом, приобретали совсем уж фантасмагорический характер — и все-таки никогда не отрывались от изначальной «пуповины». Американская карьера наложила, естественно, отпечаток на манеру Горки. Едва ли кто-то из его односельчан в Хоркоме понял бы и одобрил подобную эстетику. Но сам он ощущал неразрывную связь с местами своего детства, с покойной матерью, с патриархальным укладом армянской жизни — и эта связь становилась реальной движущей силой, когда он брался за работу.
А работа, в свою очередь, служила для него средством от депрессии. Аршил Горки не был эпикурейцем и оптимистом. Творчество представлялось ему подобием Сизифова труда — однако в нем художник находил оправдание своей жизни. «Рисование — мучительно утомительная карьера. Если бы я только знал, я бы не полез в это. Но страдания и муки в моей памяти принуждают меня осознать: я должен был родиться, чтобы страдать для искусства». Внутренние терзания он сумел превратить в источник вдохновения, но вот с ударами судьбы, пришедшими извне, справиться ему не удалось.
Это была целая серия невзгод и несчастий, будто специально срежиссированная для того, чтобы сокрушить его стойкость. В январе 1946 сгорела студия Аршила Горки, переоборудованная из амбара рядом с домом в городе Шерман, штат Коннектикут. В огне погибли многие холсты и рисунки. Через месяц у художника обнаружился рак желудка, понадобилась операция по удалению опухоли. А еще через некоторое время он узнал об измене любимой жены с его другом, художником-сюрреалистом Роберто Матта. В итоге Агнесс ушла, забрав с собой детей. И буквально на той же неделе он вместе с нью-йоркским галеристом Джулианом Леви, подвозившим его домой, угодил в автомобильную аварию. Говорят, Леви сел за руль навеселе... Получив перелом шеи и позвоночника, Горки оказался надолго прикован к постели. Постепенно появились улучшения, пациента даже выписали из госпиталя. Однако почти бездействовала правая рука, в которой он привык держать кисть. Аршил Горки вернулся в свой опустевший дом в Коннектикуте — и вскоре повесился, оставив надпись мелом на деревянном ящике: «Прощайте, мои любимые». Адресовано то ли дочерям, то ли картинам.
«Ландшафт. Стэтэн Айленд». 1927 г.
До широкого признания оставались считанные годы. В 1950-х сначала в самой Америке, а потом и по всему миру случился триумф абстрактного экспрессионизма, и Горки нарекли одним из основателей стиля. Спасла бы его уверенность в скорой славе от рокового шага? Трудно сказать. Слишком уж прихотливой и психологически сложной выглядит траектория, по которой он двигался в искусстве. Художник, конечно, мечтал об успехе, только едва ли таковой был для него важнейшим критерием. Аршил Горки почти интуитивно избегал «готовой продукции» и завершенных проектов, которые в глазах публики чаще всего и воспринимаются как показатель авторской квалификации. Совсем незадолго до смерти он произнес в интервью: «Я не люблю это слово — «заканчивать». Когда что-то закончено, оно умирает, не правда ли? Я верю в непрерывность. Никогда не заканчиваю свою картину — просто перестаю над ней работать на время».
Текст: Анна Гиваргизян. Журнал «Жам». 2010 г.