Аветик Исаакян «Вместе с Чаренцом по Венеции»
Загрузка
X


Аветик Исаакян «Вместе с Чаренцом по Венеции»

Архив / 03.03.2018

Ованес Зардарян. «Исаакян и Чаренц в Венеции». 1963 г.

Егише Чаренца, поэта огромного дарования, я увидел впервые в Венеции в 1924 году. Он недавно прибыл из Армении и путешествовал по Европе. Ко мне он заехал из Рима. Щуплый, маленького роста, с задумчивым, умным взглядом, поначалу он не произвел на меня особого впечатления.

В Венеции Чаренц провел целый месяц. За это время мы сблизились, по-настоящему подружились. Он приходил из своей гостиницы рано утром и оставался у нас до поздней ночи. Все дни мы проводили вместе. Бродили по чудесной Венеции, ее набережным, катались в гондолах по каналам, ездили на остров Святого Лазаря к мхитаристам.

Наши бесконечные беседы касались самых разнообразных предметов литературы, науки, философии, революции - и серьезных проблем, и незначительных событий, которые, тем не менее, волнуют людей.

Свободное время венецианцы проводят обычно на красивейшей в мире площади Святого Марка. Здесь близ собора, по сторонам его, расположены музеи, многочисленные кафе. Все здания великолепны подлинные дворцы из мрамора. Вместе с Егише мы засиживались в этих кафе.

Площадь Святого Марка примечательна также несметными стаями голубей. Их здесь тысячи, десятки тысяч, и о них заботится правительство.

На площади продаются зерна, горох кормить птиц.

Туристы любят фотографироваться здесь, держа на раскрытой ладони лакомство для голубей. Те доверчиво клюют зерна с рук, садятся на плечи и даже на шляпы людей.

Мы с Чаренцем тоже сфотографировались вместе с голубями. Чаренц оказался счастливее - один за другим на его руку опустилось три-четыре голубя, моя же рука почему-то не привлекла их.

По мере того, как я ближе узнавал Чаренца, полнее раскрывалась его индивидуальность. Это был образованный, широкомыслящий человек, сведущий во многих областях знания, с беспокойным, строптивым характером, с кипучим темпераментом. Был хорошо знаком с литературой многих народов мира, отличался тонким художественным вкусом.

Поэта Чаренца я знал еще до нашей встречи с ним. (Монастырь в Венеции получает все армянские книги, где бы они ни издавались). Здесь я имел возможность ознакомиться с двухтомником поэта, вышедшим в 1922 году в Москве.

Сильное впечатление на меня произвели тогда «Дантова легенда» и «Песенник»  цикл лирических стихов, среди которых особо выделялось отличающееся глубиной мысли стихотворение «Язык Армении моей, его звучанье я люблю».

Совершенно объективно, без малейшего преувеличения, хочу сказать, что армянскими письменами, армянскими словами равного по силе патриотического стихотворения не было написано никем. Это исключительная, небывалая вещь! Могу сказать, что в европейской литературе, даже в мировой, подобного стихотворения о родине, написанного с таким размахом, с такой силой и глубиной, я, по крайней мере, не помню.

В армянской литературе эпохи Октябрьской революции, несомненно, Чаренц самый крупный поэт. И он оказал огромное, многостороннее влияние на последующее развитие нашей поэзии, ее изобразительных средств, поэтики в целом.

Безвременная смерть поэта навеки трагическая утрата. Если б он был с нами, сколько еще мог бы создать! Но и то, что он оставил нам, возвышается как нетленный обелиск в пантеоне армянской литературы.

Преклонимся пред памятью поэта.

Сентябрь, 1957 г.