Гоар Рштуни «Забытая Забел» (первая часть)
Загрузка
X


Гоар Рштуни «Забытая Забел» (первая часть)

Эссе / Архив / 09.03.2018

Гоар Рштуни «Забытая Забел» (первая часть)

Наш прекрасный народ будет вспоминать каждого из нас с любовью… Дай бог оправдать! Забел Есаян
              
Это было, когда улыбался 
Только мертвый, спокойствию рад. Анна Ахматова                       

Мученическая кончина – не конец, а только начало. Индира Ганди


Армянская журналистка и писательница Забел Есаян, для многих неизвестная, неожиданно вошла в пятерку самых бесстрашных женщин мира по версии американского портала Refinery29. «Забел Есаян – блестящий пример женщины, которая жила в то время и в таком месте, где быть умной и самоуверенной было очень опасно. Фактически, ей пришлось жить не в одном, а в двух таких местах в течение своей короткой жизни». 

Нет беспечальных людей на земле, печали-деревья растут и ветвятся...
Одна из моих армянских печалей заключается в постоянном и болезненном ощущении, буквально осязании невидимой стены между западноармянской и восточноармянской литературой, да и искусством тоже. Фильмы более доступны, а Вильям Сароян не в пример, его читают в переводах. Нет у подавляющего большинства местных армян чувства собственности к жемчужинам западноармянской литературы и искусства.

Можно объяснять, оправдывать, но стену по границе надо разрушать, для этого её надо ощутить, увидеть и признать. И начинать надо со школы.
В школьной программе по армянской литературе своё место давно заняли Григор Зограб, Сиаманто, Мисак Мецаренц, Даниэл Варужан, Акоп Паронян, Петрос Дурян, правда, язык не сразу воспринимается школьниками. А ведь всё закладывается именно там. Сегодня в школьной программе отсутствует имя Забел Есаян. Тогда как она – автор романов, повестей, эссе, единственный армянский писатель, написавший книгу о Геноциде (впервые вышла в 1922 году в Вене)! В Турции перевели эту книгу на турецкий язык. Надо, чтоб у нас молодёжь знала и её имя, и её труды… 
40 творческих лет... остались в небытие, задвинуты на далёкую полку... Романы, статьи, публицистика... Долгий путь прошла она, её неполных 60 лет уместились от Скютара до Сибири.

Стамбул
Облезлые худые кобели
С печальными, молящими глазами –
Потомки тех, что из степей пришли
За пыльными скрипучими возами.

Был победитель славен и богат,
И затопил он шумною ордою
Твои дворцы, твои сады, Царьград,
И предался, как сытый лев, покою.

Но дни летят, летят быстрее птиц!
И вот уже в Скутари на погосте
Чернеет лес, и тысячи гробниц
Белеют в кипарисах, точно кости.

И прах веков упал на прах святынь,
На славный город, ныне полудикий,
И вой собак звучит тоской пустынь
Под византийской ветхой базиликой.

И пуст Сераль, и смолк его фонтан,
И высохли столетние деревья…
Стамбул, Стамбул! Последний мертвый стан
Последнего великого кочевья!
(Иван Бунин, 1905)

Родилась Забел Есаян в стамбульском районе Скютар. Кстати, там же несколькими годами раньше родился известный промышленник и меценат Галуст Гюльбенгян, вовремя уехавший после Аданы в Англию и женившийся в Лондоне на Нвард Есаян. Повидимому, в Скютаре было много Есаянов, ибо и зять Галуста Геворк тоже был Есаян … 
Своё детство и юность Забел описала в одной из своих лучших книг «Сады Силихтара». Написала она её, находясь уже в новой, Советской Армении... 
Начальную школу Забел посещала при церкви Святого Креста. 
 «Здесь, в районе Ускюдар в старейшем армянском лицее праздновали встречу Нового года. У входа в лицей меня снова встретил бюст Ататюрка. Но я уже не обращал на него внимания, учитывая, что жил я в Стамбуле на улице Бозкурт (авт. Бозкурт – организация тюркских нацистов). А за моим окном через дорогу располагалась начальная школа им. Талаата Паши – одного из лидеров правящего триумвирата, по чьей команде было уничтожено в Турции полтора миллиона армян, полмиллиона понтийских греков, 300 тысяч ассирийцев и тысячи езидов. Это равносильно тому, если бы в Мюнхене или Гамбурге в наши дни работала средняя школа им. Джозефа Блоша или Генриха Гиммлера….
Итак, как мне удалось узнать, армянский лицей функционирует с 1678 года. Правда, в те годы он был значительно меньше и назывался духовной семинарией при Церкви Сурб Хач. За эти почти 350 лет истории лицей не раз закрывали, открывали, снова закрывали… И только в 1953 году он окончательно становится лицеем. А с 2003 года, когда над лицеем вновь нависла угроза закрытия, местными армянами был создан Фонд Сурб Хач. С тех пор он и финансирует лицей. В нем учатся 320 юношей и девушек. Изучается армянская словесность, информатика, биология, химия, математика, география, физика, музыка… Словом, все обычные школьные дисциплины. При лицее имеется великолепная библиотека – гордость учебного заведения, так как, по словам завуча лицея Арутюна Куюмджи, фонд библиотеки располагает такими старинными армянскими книгами, которых нет даже в самом Матенадаране». (Вадим Арутюнов)
Силихтар… Несмотря на лиричную вязь рассказов о членах семьи, своих предках, Забел выступает в этой автобиографической повести психологом, историком и этнографом. Семья, дом, улица, школа… На самом деле повесть – историческая... Среди художественных книг-автобиографий в армянской литературе наиболее выделяемы «Жизнь на старой римской дороге» Ваана Тотовенца, «Горящие сады» Гургена Маари, «История одной жизни» Степана Зорьяна, и, несомненно, «Игдыр» Эдуарда Исабекяна. «Если не считать чудесную автобиографическую книгу Чаренца «Страна Наири». Это его, Чаренца Карс, город его детства и отрочества, но это, конечно, Карс в Чаренце, а не Чаренц в Карсе. «В «Стране Наири» Чаренца нет, кажется, что нет, но это тот Карс, через который Чаренц как бы заставляет познать себя. В этом смысле лучшей автобиографии, наверное, не бывает. Но Чаренц, как всегда, особый разговор». (Грануш Харатян)

Но есть ещё и «Сады Силихтара» Забел Есаян! Повесть занимает особенное место среди них, она самая лиричная и романтичная. Особенность её ещё и в том, что каждая глава повести является отдельной законченной новеллой. Кроме того, создавая свой автопортрет, писательница охватывает не только образы своей семьи, родных и близких, но и образы самых отдаленных предков, воссоздавая в итоге летопись нескольких поколений. И, надо сказать, книга отличается так же, как и армяне Западной Армении отличаются от армян Восточной Армении… 
Среди любовно и выпукло вырисованных образов Забел описывает отца, который оказал большое духовное и интеллектуальное влияние на её формирование. В молодости отец двинулся в Тифлис, овладел русским и немного грузинским языками, оттуда через Дагестан в Россию, хотел получить медицинское образование, но не получилось. Вернулся, завёл новое дело по художественному ремеслу и жадно читал... Учил дочь: «В мире нет некрасивых людей, есть плохие и хорошие...». Мать у Забел страдала нервным расстройством… 

С раннего возраста девочка мечтала стать писательницей. Первую статью Забел опубликовала в 1895 году, в 17 лет, в журнале «Дзахиг» («Цветок»). Тогда же Забел поступает в университет Сорбонны, где изучает литературу и философию, и с тех пор, до самого переезда в Армению, живёт в Париже. Вскоре стали появляться ее первые серьезные статьи и короткие рассказы в армянских и французских журналах. Её произведения различного жанра печатались в самых престижных изданиях Франции. В Париже Забел уже известна как талантливый, яркий и блестящий литератор. Начиная уже с 1898, за пять лет в армянских кругах Забел стала легендой, все газеты писали хором о ней. Она считалась самой образованной, всесторонне развитой личностью, наравне с мужчинами обсуждала различные вопросы политического характера.

Её тянет создавать психологические портреты именно обычных, простых людей, описывать их жизнь. «Действительность калечит людей. Равнодушие, жестокость, алчность, царящие в капиталистическом мире, коверкают его судьбу».
В «Дзахиг» она ведёт отдел для женщин, что не мешает ей писать во всех жанрах, в том числе литературоведческие статьи и армянской, и по французской литературе, о полисских армянах (повесть «Кроткие и строптивые»). И потом, в 1916-1917 она напишет огромное количество статей про литературу и искусство турецких армян.
Критики часто называли ее феминисткой, но Есаян отвергала этот ярлык: ее главной заботой была социальная несправедливость, а то, как она отражалась на женщинах, было лишь частью проблемы.
И только в 1908 Забел Есаян решает вернуться на родину, в Константинополь. Она первой оказалась в Адане после чудовищной резни армян. 25 000 человек... Ездила по концентрационным центрам и спасала детей... В следующем, 1909 году её назначили от патриархата членом комиссии по расследованию злодеяний, совершившихся в Киликии. 
Книга «Среди руин», которую недавно издали в Турции на турецком языке, знакомит читателей с путешествием длиною в 105 лет по дорогам Киликии к алтарю воскресной литургии, путешествие, во время которого чрезвычайно тяжело пройти сквозь сироток, сквозь просьбы и ожидание помощи, и видеть взгляды арестованных, обращенные к алтарю казни. Это очень сложное, позорное и чрезвычайно горькое путешествие.
Однако, пишет Есаян, «всем нужно знать реальную картину нашей страны, мы должны смотреть на нее с мужеством и прямотой».
Есаян пишет, что в течение трех месяцев, проведенных в Адане, самым трудным было посещение тюрем. «Мы узнали, что среди турецких задержанных также есть невинные люди. 
«Позор, пессимизм и отвращение» – вот что испытывает Забел, переживая горе и осознавая масштаб увиденного…

Мысленно переносясь на тридцать лет вперёд, не могу отделаться от страшного чувства: почти полтора года Забел всё то же самое перенесла уже на себе… Только вместо турков её, уже пожилую женщину, истязали армяне-большевики… Какую же свою Голгофу прошла эта хрупкая, душевная женщина с европейским образованием, влюблённая в будущее своего народа!

Через сто с лишним лет в библиотеке Нубарян турецкие учёные найдут отчёт Забел на 11 страницах о бесчинствах и истязаниях армянских девочек и женщин. Отчёт был представлен на Парижской мирной конференции члену армянской делегации Погос Нубар паше. По всей видимости, он его и инициировал. Ни слова, кто послал, кто виноват… Только впечатления, полные ужаса об увиденном. Но потом вышли статьи, где она обвиняет даже не столько турков, сколько армянские власти! И партию Дашнакцутюн, с которой она порывает... Но в книге, написанной на армянском, она обращается именно к туркам! 

Столько статей написала и перевела – ВСЁ, что публиковалось при ней во Франции про армян, много лет переводила в основном она, а свою «Среди руин», единственную тогда книгу про содеянное турками – нет, не перевела, руки не доходили. Там в предисловии есть такая фраза: Мы погибли, чтоб вы стали СТРАНОЙ... 
Забел отмечала в отчёте, что сразу после войны, развязанной младотурками, идёт систематическое уничтожение немусульманского населения. Выкрадывали девочек, молодых женщин, детей. Согласно её данным, число жертв превышало 200 тысяч.
Забел подробно описывала, как именно это происходило. Турецкие офицеры в Эрзруме выкрадывали молодых женщин из богатых и известных семей. В Эрзиджане – девочек из богатых семей.

Мужчин любыми способами удаляли или убивали, потом забирали женскую часть.
Как только эти женщины с детьми достигали до сборных пунктов, на них нападали курды, черкесы, чеченцы. Самой ужасной частью отчёта было описание отношения турков к армянским женщинам. Многие из которых или кончали самоубийством, или сходили с ума, матери выбрасывали детей в реку… 

Отчёт, обнаруженный сто лет спустя, ещё одно неопровержимое доказательство преступлений и султангамидской, и последующей Турции…
Большой отчёт, 11 страниц. Ни слова неправды. И как же должна была проникнуться писательница этой болью, ужасом происходившего... Теперь становится понятно, почему она так радостно бросилась навстречу советской власти, почему она так отдалась созиданию новой Армении, где турки не резали её братьев и сестёр…

В течение трёх месяцев путешествий по окрестностям Аданы, Мерсина и Килиса, Забел стала свидетельницей последствий кровавой резни. После чего опубликовала ряд статей о массовых убийствах в Адане. Именно эти впечатления Забел отразила потом в книге «Среди руин». Писала мужу: сохрани мои письма, которые я отсюда посылаю. Они пригодятся!
«Если я могу описать катастрофу этих людей, которые потеряли рассудок после того, как испытали всю кровь и огонь, я бы выполнил свои обязанности перед моей родиной». 
«На следующий день мы отправимся в Адану и будем среди руин. Я думала об этом беспрестанно и провела еще одну бессонную ночь с сердцем, полным горя». 
«Когда мы впервые ступили в Мерсине, мое впечатление было такое, словно мы пересекли порог в царство смерти. Люди приняли нас с невысказанной печалью. Весь день мне казалось, что я вижу всё в кошмарном сне: были женщины, одетые в черное - члены семьи первых жертв, – крики, жалобы раненых, сирот и вдов, чье горе казалось, восстало, увидев нас.»
Забел добивается многого. Создание приютов в Египте, Киликии, на Кипре, в Константинополе. 
Из письма Аршаку Чопаняну:
«Часть сирот из Аданы (общее количество 10 000» разместили:
700 перевезли в Мерсин для погрузки на корабль, и ещё 350.
В Ливане приготовила места для них. В Айнтапе 2000 сирот подготовлены, за ними посланы автомобили. 300 сирот из Алеппо перевезены в Полис, а 1700 в процессе обустройства. И всё это благодаря французскому правительству. Забел следит за судьбой Киликии, спрашивая Погос Нубар пашу: неужели её оставят в составе Турции? Там тоже много сирот…
А из Урфы, Сиса, Аджна сироты пока так и остаются…»
Забел очень хотела создать ещё несколько сиротских приютов, но Патриархат и община не поддержали ничем.

В 1919 году Забел Есаян присоединилась к делегации Республики Армения и приняла участие в Парижской мирной конференции. Общественности почти не известно о том, что в годы Первой республики Забел Есаян проделала большую работу и в дипломатической сфере. Известность в среде парижской интеллигенции и безупречное знание французского языка стали стимулом для того, чтобы в 1919-1920 гг. она приняла активное участие в работе Парижской конференции в качестве советника и переводчика делегации Республики Армения. На её дипломатическом паспорте стояла подпись Аветиса Агароняна.

В 26-ом Забел впервые приезжает в Советскую Армению, душа её пела от одной мысли, что есть свободная от турков Армения, и до 32-года она пытается обосноваться в Ереване. 
 Забел стремилась в новую Армению, была счастлива оттого, что здесь строится новая жизнь. Видевшая беженцев из Аданы, Западной Армении, она представляла тридцатые годы в Советской Армении Ренессансом. Оставила Францию, где в Сорбонне сын изучал химию (в некоторых источниках – Грант закончил химический факультет института имени Пьера Кюри в Париже), и с дочерью Софи переехала в возрождающуюся Армению… Затем переехал и сын Грант. «Я в Ереване уже два года и бесконечно счастлива. Могу сказать, что в своей жизни не знала такого состояния , полной внутренней гармонии чувств и желаний… Сын присоединился к нам… Дочь со мной… Мы все счастливы и смотрим в будущее с надеждой…» (отрывки из письма Акопу Ошакану, 1935 г.)

Забел даже была избрана делегатом Съезда писателей, в 1934 она была на съезде, выступила на французском, так как не знала русского языка. По свидетельству участников, атмосфера напоминала большой праздник: играли оркестры, у входа в Колонный зал делегатов приветствовали толпы москвичей, на стенах Дома союзов были развешаны портреты Шекспира, Мольера, Толстого, Сервантеса, Гейне. Романтика первых лет революции привлекла на тот съезд много восторженных интеллигентов и писателей со всего света.

После участника Парижской Коммуны Густава Инара выступила Забел. Забел считала, что центром нашей национальной культуры является Ереван, и надо ориентироваться на литературу, создаваемую здесь, а не на произведения армян-скитальцев, посвящённых чуждой нам действительности.
Речь Забел на съезде была о необычайной роли писателей: «Писатели ныне являются фашистами или антифашистами. Если же существуют ещё писатели, которые думают остаться вне классовой борьбы, то по существу, они не нейтральные и по своему желанию или против желания, но они приспособляют свои произведения к требованиям фашизма. Армяне в буржуазной стране тоже не молчат, они борются против дашнаков». К этому времени Забел отошла от дашнаков, порвала с ними, так как, в частности, те были против Советской власти. 
Кстати, треть участников Съезда писателей (182 человека) погибла в течение нескольких следующих лет в тюрьмах и ГУЛАГе. Ещё 38 человек были репрессированы, но остались живы. А Второй съезд состоялся уже через 20 лет…
Продолжение

 Гоар Рштуни «Общий ген-армянский» Сборник исторических эссе. Переиздание, дополненное. Москва. 2018 г.