Животворящий смех
Загрузка
X


Животворящий смех

Эссе / 12.11.2016

Гагик Сиравян

1

Без­за­бот­но иг­рая в воск­рес­ный день с вну­ком в бу­маж­ный са­молё­тик, Анд­реас вдруг ни с то­го ни с се­го по­ду­мал о смер­ти. Вне­зап­но ре­за­ну­ла мысль о том, что че­рез не­ко­то­рый пе­риод вре­ме­ни, этак лет че­рез трид­цать, а мо­жет хоть завт­ра, его уже не бу­дет на бе­лом све­те. Анд­реас да­же по­чувст­во­вал фи­зи­чес­кую боль от это­го «отк­ры­тия»… Ку­да же де­нет­ся всё это: са­молё­тик, ла­ви­рую­щий меж­ду бо­га­той ме­белью в ши­ро­кой гости­ной, боль­шой те­ле­ви­зор, мяг­кий ковёр на по­лу с ко­роб­кой иг­ру­шек в цент­ре?.. А этот весё­лый детс­кий смех? Что, и он, та­кой жи­вой и чистый, про­падёт без сле­да, сги­нет в прост­ранст­ве и вре­ме­ни? Во вся­ком слу­чае - для не­го...

Анд­реас предста­вил пусто­ту на том са­мом месте, где сей­час стоял с са­молё­ти­ком в ру­ке, со­би­раясь в ко­то­рый уже раз за­пустить его на за­ба­ву вну­ку. Он сод­рог­нул­ся: а ведь это­го не ми­но­вать - его не бу­дет ни здесь, где он сей­час стоит, ни где-ни­будь в дру­гой точ­ке это­го боль­шо­го и од­нов­ре­мен­но кро­хот­но­го и си­рот­ли­во­го зем­но­го ша­ра... Он боль­ше не раз­ва­лит­ся расс­лаб­лен­но в глу­бо­ком крес­ле, не по­чи­тает за ча­шеч­кой ко­фе га­зе­ту, не на­ри­сует вну­ку смеш­ную ро­жи­цу… А даль­ше что? Неу­же­ли всё нав­сег­да прев­ра­тит­ся в тьму, ху­же то­го - в нич­то?..

Анд­реас пе­ревёл ды­ха­ние. Ко­неч­но, жизнь пос­ле не­го не оста­но­вит­ся, всё бу­дет ид­ти своим че­ре­дом, толь­ко… без не­го. Лишь он не бу­дет восп­ри­ни­мать ни­че­го из ок­ру­жаю­ще­го. Он бу­дет да­же лишён воз­мож­ности пас­сив­но, со сто­ро­ны наб­лю­дать за проис­хо­дя­щим...

За­несён­ная для за­пус­ка са­молё­ти­ка ру­ка без­воль­но опусти­лась. «Но ведь ты не чувст­во­вал, ког­да те­бя не бы­ло рань­ше. Че­го же ты те­перь пе­ча­лишь­ся?» - по­пы­тал­ся Анд­реас ус­по­коить се­бя и по­чувст­во­вал, как внук тя­нет его за край ру­баш­ки, тре­буя про­дол­жить иг­ру. Он сде­лал уси­лие над со­бой и за­пустил са­молё­тик. Маль­чик с весё­лым сме­хом по­бе­жал за ним. Этот пе­ре­ли­вистый смех по­че­му-то боль­но отоз­вал­ся в серд­це Анд­реа­са. Про­во­жая за­ту­ма­нен­ным взгля­дом не сов­сем уве­рен­ный полёт бу­маж­ной по­дел­ки, он вдруг предста­вил, как, от­де­лив­шись от те­ла, его расте­рян­ная ду­ша блуж­дает в не­ве­до­мом зыб­ком воз­душ­ном прост­ранст­ве, ла­ви­руя, как этот са­молё­тик, меж­ду те­ня­ми и све­том, пол­ная тре­вог и оди­но­чест­ва, бес­по­мощ­ная, слов­но толь­ко что поя­вив­ший­ся на свет ребё­нок…

- Де­дуль, глянь, ку­да за­ле­тел са­молёт!

Звон­ко смеясь, ма­лыш по­ка­зы­вал в сто­ро­ну книж­но­го шка­фа, с двух­мет­ро­вой вы­со­ты ко­то­ро­го выг­ля­ды­вал бу­маж­ный хвостик.

- Пойдём, доста­нешь, - маль­чик по­тя­нул де­душ­ку за ру­кав, и тот, оч­нув­шись, пос­луш­но пос­ле­до­вал за вну­ком.

Анд­реас по­тя­нул­ся и дву­мя паль­ца­ми пра­вой ру­ки ух­ва­тил­ся за хвост са­молё­ти­ка. Расп­ра­вив по­мя­тые крылья ле­таю­щей иг­руш­ки, он за­пустил её в двер­ной проём. Са­молё­тик вы­ле­тел в ко­ри­дор и, нео­жи­дан­но из­ме­нив в воз­ду­хе курс, нап­ра­вил­ся в сто­ро­ну кух­ни. От столь кру­то­го ви­ра­жа маль­чик зашёл­ся та­ким за­дор­ным, жиз­не­ра­дост­ным сме­хом, ка­ким, на­вер­ное, мо­гут смеять­ся толь­ко ма­лень­кие без­за­бот­ные и пол­ные нео­соз­нан­но­го оп­ти­миз­ма де­ти.

«Ка­кое зна­че­ние имеет этот ис­хо­дя­щий из чистой детс­кой ду­ши смех в жиз­ни ми­роз­да­ния? - нео­жи­дан­но по­ду­мал Анд­реас. - Ведь он не мо­жет быть слу­чай­ным, на­вер­ня­ка он был из­на­чаль­но за­ду­ман и имеет своё место и роль в прост­ранст­ве и вре­ме­ни…»

Раз­мыш­ляя над этим, Анд­реас за­ме­тил, что ма­лыш то­же застыл на месте, слов­но и он за­ду­мал­ся о чём-то. Маль­чик вро­де бы смот­рел в упор, а на са­мом де­ле - ку­да-то в даль, ми­мо не­го. Его ма­лень­кое ли­чи­ко то прояс­ня­лось в ка­кой-то отв­лечён­ной по­луу­лыб­ке, то смор­щи­ва­лось слов­но в не­доу­ме­нии.

Анд­реас по­ду­мал, что де­ти в этом воз­расте спо­соб­ны об­щать­ся с ан­ге­ла­ми, и, на­вер­ное, пе­ред ни­ми, нес­мышлё­ны­ми, отк­ры­вает­ся боль­ше, чем пе­ред взрос­лым че­ло­ве­ком. Ведь де­ти, толь­ко что поя­вив­шие­ся на этот свет из веч­ности, в ка­ком-то смыс­ле долж­ны знать боль­ше взрос­ло­го че­ло­ве­ка, об­ре­менён­но­го пов­сед­нев­ны­ми мирс­ки­ми за­бо­та­ми и от­да­лив­ше­го­ся в уто­ми­тель­ном и тщет­ном поис­ке зем­но­го счастья от свя­щен­но­го пер­воисточ­ни­ка жиз­ни. Быть мо­жет, на сты­ке кос­ми­чес­ко­го и зем­но­го ему на мгно­ве­ние приотк­ры­вает­ся да­же таинст­вен­ная за­ве­са Судь­бы, поч­ти об­на­жая её сек­рет?..

«Но как по­нять детс­кую смерть? - слов­но кто-то воз­ра­зил Анд­реа­су. - Без­душ­ная ста­тисти­ка ут­верж­дает, что каж­дый день в ми­ре уми­рает свы­ше двад­ца­ти ты­сяч де­тей в воз­расте до пя­ти лет… Судь­ба? Но в та­ком слу­чае, за­чем эти нес­част­ные вооб­ще появ­ля­лись на свет?.. Впро­чем, де­тям, поч­ти ан­ге­лам, на­вер­ное, лег­че расста­вать­ся с этим ми­ром, ведь они, в от­ли­чие от взрос­лых, ещё не срос­лись с жизнью мил­лио­на­ми не­ви­ди­мых, не­ред­ко бес­по­лез­ных и ни­ко­му не нуж­ных ни­тей, ко­то­рые об­ры­вают­ся с та­кой му­чи­тель­ной болью…»

Анд­реас сде­лал уси­лие над со­бой, что­бы не дать своим мрач­ным мыс­лям раз­вить­ся, и, слов­но ре­шив сбро­сить с се­бя тя­гост­ные ду­мы, нео­жи­дан­но вы­пустил са­молё­тик в отк­ры­тое ок­но.

Бу­маж­ный аэ­роп­лан взмыл вверх, за­тем столь же рез­ко стал пи­ки­ро­вать, вновь выз­вав у ма­лы­ша востор­жен­ный хо­хот…

2

Вер­но под­ме­че­но: ес­ли для де­ти­шек день длит­ся нес­кон­чае­мо дол­го, то для лю­дей в ле­тах, нао­бо­рот, бес­ко­неч­но тя­нет­ся ночь. У вра­чей на это есть простое объяс­не­ние: сни­же­ние ин­тен­сив­ности об­ме­на ве­ществ вы­зы­вает за­мед­ле­ние внут­рен­не­го био­ло­ги­чес­ко­го вре­ме­ни, и в ста­рости соз­даёт­ся ил­лю­зия ус­ко­ре­ния вре­ме­ни внеш­не­го. Но так ли всё просто?..

Хо­тя Анд­реас уже имел вну­ка, до ста­рости ему бы­ло ещё да­ле­ко - все­го-то со­рок семь лет с хвости­ком бы­ло де­душ­ке. Это воз­раст, ког­да и прош­лое есть за спи­ной, и бу­ду­щее впе­ре­ди. То есть, по идее, Анд­реа­су не о чём бы­ло по­ка бес­по­коить­ся. Бо­лее то­го, он при­над­ле­жал к раз­ря­ду «состояв­ших­ся» муж­чин, и у не­го бы­ло всё, что­бы нас­лаж­дать­ся жизнью и быть счаст­ли­вым: дом - пол­ная ча­ша, лю­бя­щая, за­бот­ли­вая же­на, взрос­лые, уст­роив­шие­ся в жиз­ни де­ти и да­же уже внук, вно­ся­щий ожив­ле­ние и осо­бую ра­дость в пов­сед­нев­ные буд­ни. Гла­ва семьи и на ра­бо­те был ру­ко­во­ди­те­лем, пусть и сред­не­го зве­на, - на­чаль­ни­ком от­де­ла ста­тисти­ки круп­но­го предп­рия­тия. На­чальст­во це­ни­ло его, а под­чинён­ные ува­жа­ли. Прав­да, кое-кто из близ­ких дру­зей с не­ко­то­рой иро­нией на­зы­ва­л его юным де­душ­кой, по­то­му что у мно­гих из них де­ти бы­ли при­мер­но воз­раста его вну­ка. Но, с дру­гой сто­ро­ны, это мож­но бы­ло восп­ри­ни­мать и как комп­ли­мент. Од­на­ко не всё так просто…

Обо­жая вну­ка, Анд­реас в глу­би­не ду­ши не очень ра­до­вал­ся, что ра­но стал де­дом - да­ви­ло осоз­на­ние то­го, что он «уже де­душ­ка». У не­го да­же поя­вил­ся комп­лекс в свя­зи с но­вым ста­ту­сом: сред­ний воз­раст опа­сен для муж­чи­ны не толь­ко в пла­не фи­зи­чес­ких не­ду­гов, но и са­мо­ко­па­ния. Муж­чи­на под пять­де­сят не толь­ко спо­со­бен ви­деть се­бя со сто­ро­ны, реаль­но оце­ни­вать се­бя и свои воз­мож­ности, но и скло­нен с тре­во­гой вгля­ды­вать­ся в бу­ду­щее.

Ста­ло ца­ра­пать ду­шу по­ни­ма­ние то­го, что пик жиз­ни достиг­нут и по­ра по­ти­хонь­ку спус­кать­ся. Эта мысль па­ра­ли­зую­ще­го дейст­вия не­ред­ко всплы­ва­ла в са­мый не­под­хо­дя­щий мо­мент: на ра­бо­те, в пик тру­до­во­го дня, или же на оживлён­ной ули­це, в мет­ро, в транс­пор­те. Ес­ли рань­ше ка­за­лось, что впе­ре­ди уй­ма вре­ме­ни и до фи­на­ла ещё да­ле­ко, то те­перь он чувст­во­вал се­бя ста­йе­ром, вы­хо­дя­щим на фи­ниш­ную пря­мую. Мрач­ные мыс­ли ста­ли силь­нее одо­ле­вать пос­ле то­го, ког­да с раз­ни­цей все­го в ме­сяц от ра­ка скон­ча­лись две быв­шие од­нок­ласс­ни­цы. Вто­рая не зна­ла о смер­ти пер­вой, но за нес­коль­ко ча­сов до свое­го ухо­да вдруг произ­нес­ла: «День рож­де­ния Ни­ны справ­ляют… Там, на­вер­ху…»

«Вот иди и не верь…» - с удив­ле­нием, а боль­ше с не­доу­ме­нием де­лил­ся с со­бой Анд­реас.

Прав­да, он так и не от­ве­тил се­бе - че­му? Анд­реас был че­ло­век ско­рее ко­леб­лю­щий­ся, чем ве­рую­щий, ред­ко по­се­щал цер­ковь, и то лишь для то­го, что­бы поста­вить свеч­ку. Поэ­то­му на мно­гие воп­ро­сы он не имел от­ве­та, да и не же­лал уг­луб­лять­ся в них. Но сей­час он осоз­нал с по­ра­зи­тель­ной яс­ностью, что вре­мя дви­жет­ся лишь в од­ном нап­рав­ле­нии и, взяв че­ло­ве­ка в свои цеп­кие ког­ти, слов­но орёл до­бы­чу, неу­мо­ли­мо несёт его к кон­цу. Иног­да этот хищ­ник мо­жет вы­пустить из ког­тей свою жерт­ву на пол­пу­ти, но ос­во­бож­де­ние от тюрь­мы под наз­ва­нием «вре­мя» воз­мож­но лишь це­ной жиз­ни, ибо по­ня­тие вре­ме­ни и состав­ные пос­лед­не­го - прош­лое, настоя­щее и бу­ду­щее - тес­но свя­за­ны с ог­ра­ни­чен­ным фи­зи­чес­ким су­щест­во­ва­нием че­ло­ве­ка. Ес­ли бы воз­мож­но бы­ло оста­но­вить мгно­ве­ние или осед­лать его, то че­ло­век обес­пе­чил бы се­бе веч­ность…

Од­наж­ды в бес­по­кой­ную ночь Анд­реас так глу­бо­ко за­ду­мал­ся о смер­ти, что наут­ро не пошёл на ра­бо­ту. Его, пе­ре­жив­ше­го вой­ну и ви­дев­ше­го смерть в раз­лич­ных её прояв­ле­ниях, не­ред­ко по­се­ща­ли му­чи­тель­ные мыс­ли о воз­мож­ных обстоя­тельст­вах не­ми­нуе­мой смер­ти.

«Хо­тя бы уме­реть в кру­гу род­ных… Тут, по­жа­луй, смерть сде­ла­ла бы мне одол­же­ние…»

В та­кие ми­ну­ты уси­ли­ва­лось на­вяз­чи­вое чувст­во приб­ли­же­ния че­го-то страш­но­го и неотв­ра­ти­мо­го. А по­рой так и тя­ну­ло рез­ко рас­пах­нуть дверь в… Нич­то или Веч­ность. Уз­нать, на­ко­нец, что же там, за по­ро­гом этой за­га­доч­ной, ро­ко­вой две­ри…

3

Прос­нув­шись в оче­ред­ной раз с тяжё­лой го­ло­вой и неп­рият­ны­ми ощу­ще­ния­ми во всём те­ле, Анд­реас по­щу­пал оне­мев­шую ле­вую ру­ку - коль­цо на опух­шем бе­зы­мян­ном паль­це да­ви­ло, его не­воз­мож­но бы­ло снять. «Это­го ещё не хва­та­ло!..» - не­воль­но воз­му­тил­ся он. Перс­пек­ти­ва по­се­ще­ния вра­ча на­пу­га­ла его - Анд­реас всег­да из­бе­гал лю­дей в бе­лых ха­ла­тах, да и осо­бой нуж­ды в них до­се­ле не бы­ло.

Бреясь пе­ред боль­шим зер­ка­лом в ван­ной ком­на­те, Анд­реас вни­ма­тель­но всмат­ри­вал­ся в своё ли­цо, слов­но ви­дел его впер­вые. Вок­руг глаз уже об­ра­зо­ва­лась отчёт­ли­вая пау­ти­на мор­щин, спус­каю­щая­ся на ску­лы. Он за­ме­тил так­же бо­розд­ку меж бро­вей, смещён­ную вле­во. На вис­ках пре­да­тельс­ки се­реб­ри­лась се­ди­на. Он пот­ро­гал ука­за­тель­ным и сред­ним паль­ца­ми вздув­шую­ся змееоб­раз­ную жи­лу на ле­вом вис­ке. Там су­до­рож­но, слов­но за­ды­хаясь, би­лась жизнь… Анд­реас за­ме­тил ка­кую-то не­сим­мет­рич­ную склад­ку на ле­вой ще­ке, морщины тя­ну­лись и от но­са к гу­бам.

 «Да, по­мя­ла жизнь, - по­ду­мал он. - Как же я рань­ше не за­ме­чал все­го это­го?..»

Слов­но спох­ва­тив­шись, Анд­реас приотк­рыл рот и стал счи­тать зу­бы, ка­саясь каж­до­го паль­цем. Не­дос­чи­тал­ся вось­ми. Это то­же неп­рият­но уди­ви­ло его: «Двад­цать че­ты­ре. А долж­но быть трид­цать два… Вре­мя без­жа­лост­но. Оно по­ти­хонь­ку от­би­рает всё, чем те­бя на­де­ли­ла при­ро­да…» Прав­да, он ус­по­коил се­бя тем, что из вось­ми от­сутст­вую­щих зу­бов че­ты­ре при­хо­ди­лись на ни­ко­му не нуж­ные зу­бы, слов­но в нас­меш­ку име­нуе­мые зу­ба­ми муд­рости, ко­то­рые на­чи­нают про­ре­зать­ся уже у впол­не взрос­ло­го че­ло­ве­ка буд­то для то­го, что­бы вер­нуть его в детст­во и заста­вить сно­ва пе­ре­жить тот бо­лез­нен­ный про­цесс, ко­то­рый он пе­ре­жи­вал в мла­ден­чес­ком воз­расте.

Анд­реас всмот­рел­ся в собст­вен­ные гла­за. Они по­ка­за­лись ему чу­жи­ми. В них бы­ла пу­гаю­щая пусто­та, что-то по­тусто­рон­нее. Анд­реас не­воль­но отп­ря­нул от зер­ка­ла…

Он рас­сеян­но одел­ся и вы­шел из до­му.

«Хо­дим по краю безд­ны, не осоз­на­вая это­го. Один неосто­рож­ный шаг - и ко­нец…» - одо­ле­ва­ли Анд­реа­са на ра­бо­те неп­ри­выч­ные мыс­ли. Он да­же не сра­зу отоз­вал­ся, ког­да од­на из сот­руд­ниц, пыш­но­те­лая Али­на, при­выч­ным бод­рым, пе­ву­чим го­ло­сом пред­ло­жи­ла ему ко­фе. Гля­дя на неё, Анд­реас пой­мал се­бя на мыс­ли, что с не­ко­то­рых пор стал за­ви­до­вать пы­шу­щим здо­ровьем, весё­лым лю­дям.

- Али­на, толь­ко чест­но, ты до­воль­на жизнью? - нео­жи­дан­но спро­сил Анд­реас свою под­чинён­ную.

- Вооб­ще-то не жа­луюсь, Анд­реас Ар­кадье­вич, - пос­ле не­боль­шой за­мин­ки от­ве­ти­ла та, не скры­вая удив­ле­ния.

- А вот у ме­ня нет от­ве­та на этот воп­рос, - за­дум­чи­во произнёс Анд­реас. - Знаешь, та­кое ощу­ще­ние, буд­то всё течёт ми­мо, как во­да сквозь паль­цы. Настоя­щее - все­го лишь од­но мгно­ве­ние, поч­ти неу­ло­ви­мое, а бу­ду­щее ещё бо­лее приз­рач­но, об­ман­чи­во, его… и вов­се нет. Бу­ду­щее - это пред­вос­хи­ще­ние то­го, что мо­мен­таль­но ста­нет прош­лым. Ког­да ты мо­лод, чу­дит­ся, что нет кон­ца и краю жиз­ни, а на де­ле не ус­пеешь ог­ля­нуть­ся, как она по­за­ди...

- Не му­чай­те се­бя, Анд­реас Ар­кадье­вич. Мно­гие воп­ро­сы не имеют от­ве­та, не трать­те по­пусту вре­мя и нер­вы. Жи­ви­те лег­ко и бе­ре­ги­те се­бя.

- Как же убе­речь се­бя в этой сует­не?.. Вот что я по­нял: нуж­но или оста­но­вить­ся во вре­ме­ни, пре­дав­шись иск­лю­чи­тель­но слу­же­нию Бо­гу в на­деж­де об­рести веч­ность, или в поис­ках счастья от­дать­ся бур­но­му те­че­нию жиз­ни, не за­ду­мы­ваясь о вре­ме­ни и веч­ности… Же­ла­ние жить преж­де все­го свя­за­но с же­ла­нием счастья. Но ведь эта жаж­да счастья не уто­ляет­ся на зем­ле…

- Сле­до­ва­тель­но, долж­на быть жизнь бу­ду­щая, где бы мог­ло ис­пол­нить­ся это страст­ное же­ла­ние на­ше­го серд­ца, - мяг­ко произ­нес­ла Али­на. - Бы­ло бы не­ле­по, ес­ли бы всё окон­чи­лось для нас в мо­ги­ле… На­до на Бо­га упо­вать.

- Где этот ваш Бог, по­ка­жи­те мне его, дай­те по­щу­пать! - не­ожи­дан­но от­реа­ги­ро­вал из даль­не­го уг­ла боль­шо­го ка­би­не­та Воль­де­мар, ве­ду­щий спе­циа­лист от­де­ла. При этом он кар­тин­но де­лал в воз­ду­хе щу­па­тель­ные дви­же­ния боль­шим и ука­за­тель­ным паль­ца­ми. - Вот вы го­во­ри­те, что пос­ле смер­ти че­ло­век, жи­ву­щий пра­виль­но, об­ретёт счастье. Но как мож­но быть счаст­ли­вым, не бу­ду­чи чем-то ося­зае­мым? Раз­ве пос­ле смер­ти оста­нут­ся осоз­на­ние собст­вен­ной лич­ности, па­мять, опыт жиз­ни на зем­ле? И на­ко­нец, чем, ка­ки­ми ор­га­на­ми вы бу­де­те ощу­щать это счастье?

Произ­не­ся это, Воль­де­мар неп­рияз­нен­но улыб­нул­ся и до­воль­но провёл ру­кой по своей чер­ной, без еди­но­го се­до­го во­ло­са, ше­ве­лю­ре над глад­ким бе­лым лбом.

Кон­фет­ная внеш­ность и брезг­ли­вые ма­не­ры Воль­де­ма­ра раз­дра­жа­ли Анд­реа­са. Трид­ца­ти­лет­ний кол­ле­га вёл се­бя с ок­ру­жаю­щи­ми над­мен­но, как ба­рин, - буд­то все бы­ли долж­ны ему. Он не лю­бил рас­суж­дать о вы­со­ких ма­те­риях, не пы­тал­ся до­ко­пать­ся до су­ти ве­щей, пред­по­чи­тал ви­деть лишь то, что бы­ло пе­ред гла­за­ми. Ес­ли с циф­ра­ми он об­ра­щал­ся ак­ку­рат­но и да­же с поч­те­нием, то об абст­ракт­ном су­дил од­но­бо­ко и нез­ре­ло, по-детс­ки осуж­даю­ще. Ра­зу­меет­ся, та­кой че­ло­век не мог ве­рить в Бо­га.

 - Ну где он, ваш Бог? Я не ощу­щаю его, - с той же аг­рес­сив­ностью воск­лик­нул Воль­де­мар и сно­ва ци­нич­но изоб­ра­зил в воз­ду­хе щу­па­тель­ный жест.

Анд­реа­са в его взвин­чен­ном состоя­нии так и под­мы­ва­ло встать и зае­хать ему в фи­зио­но­мию, пол­ную иро­нии и зло­бы. Од­на­ко он лишь пре­неб­ре­жи­тель­но бро­сил:

- Не вся­ко­му да­но кос­нуть­ся Его…

Воль­де­мар с оби­жен­но-гор­дым вы­ра­же­нием на ли­це вы­шел в ко­ри­дор по­ку­рить, а Анд­реас по­ду­мал: «Ес­ли мы ока­жем­ся вместе с этим ти­пом в раю или в аду, то, зна­чит, я жил неп­ра­виль­но».

Али­на же бро­си­ла вдо­гон­ку Воль­де­ма­ру, то ли же­лая ус­по­коить его, то ли до­бить:

- Ведь ког­да-то те­бя не бы­ло, ты ни­че­го не чувст­во­вал, не осоз­на­вал. И лишь ка­кая-то си­ла выз­ва­ла те­бя из не­бы­тия…

 

4

По­хо­же, это бы­ло на­ча­ло деп­рес­сии - чувст­во по­дав­лен­ности и бе­зыс­ход­ности бе­зо вся­кой ви­ди­мой при­чи­ны ов­ла­де­ва­ло Анд­реа­сом. Бу­ду­щее ста­ло стра­шить его - Анд­реас вдруг на­чал пе­ре­жи­вать по по­во­ду воз­мож­ных неп­рият­ностей: конф­лик­та с на­чальст­вом, уволь­не­ния с ра­бо­ты и, как следст­вие это­го, - бед­ность, раз­лад в семье… Он стал мень­ше об­щать­ся с до­мо­чад­ца­ми, часто зак­ры­вал­ся у се­бя в ком­на­те и ко­пал­ся в се­бе. Да­же с вну­ком пе­рестал иг­рать.

Анд­реас пом­рач­нел, осу­нул­ся, пе­рестал ре­гу­ляр­но брить­ся. А ког­да од­наж­ды в ав­то­бу­се мо­ло­дая де­вуш­ка пос­пе­ши­ла усту­пить ему место, он восп­ри­нял это как при­го­вор…

 «В жиз­ни, в веч­ной борь­бе с обстоя­тельст­ва­ми и вре­ме­нем, оди­нок лю­бой, да­же ок­ружён­ный боль­шим се­мейст­вом и друзья­ми че­ло­век, - по при­выч­ке тер­зал он се­бя, уе­ди­нив­шись ве­че­ром в своей ком­на­те. - Есть че­ло­век, и есть смерть... Она и есть вер­ная спут­ни­ца жиз­ни че­ло­ве­ка...»

Го­лос вну­ка отор­вал его от мрач­ных мыс­лей:

- Де­дуль, ба­бу­ля зовёт ужи­нать.

Нео­хот­но и рас­сеян­но вы­хо­дя из ком­на­ты, Анд­реас спотк­нул­ся о край плин­ту­са и ед­ва удер­жал­ся на но­гах, сде­лав рез­кое, неестест­вен­ное те­лод­ви­же­ние, что­бы сох­ра­нить рав­но­ве­сие. Уви­дев это, ма­лыш за­ка­тил­ся сме­хом. Анд­реас сам не­воль­но за­смеял­ся, пой­мав се­бя на мыс­ли, что дав­но не смеял­ся. Его ба­систый смех слил­ся с се­реб­ристым детс­ким сме­хом, об­ра­зо­вав не­кую ди­ко­вин­ную ме­ло­дию. И тут пе­ред гла­за­ми Анд­реа­са не­ожи­дан­но вста­ла цве­тистая по­ля­на в де­рев­не, где у них бы­ла да­ча. Анд­реа­су бы­ло лет семь. Они под­ни­ма­лись с от­цом по озарён­но­му солн­цем и ка­зав­ше­му­ся бес­ко­неч­ным скло­ну. Отец то и де­ло сры­вал яго­ды зем­ля­ни­ки, сду­вал с них пыль и за­бот­ли­во про­тя­ги­вал ему, про­го­ва­ри­вая что-то весё­лое. А ма­лень­кий Анд­реас за­ли­висто смеял­ся каж­дый раз, ког­да отец на­хо­дил спря­тав­шую­ся в густой тра­ве ягод­ку. В отк­ры­том по­ле этот смех зву­чал как-то по-осо­бен­но­му. Ле­тя­щие над по­лем пти­цы, ка­за­лось, подх­ва­ты­ва­ли его, и он зве­нел в их пес­нях…

«Толь­ко пе­ред па­мятью бес­силь­но вре­мя», - по­ду­мал Анд­реас и под впе­чат­ле­нием свет­ло­го вос­по­ми­на­ния из детст­ва под­нял вну­ка на ру­ки. На пух­лых щёчках ма­лы­ша иг­ра­ли неж­ные ямоч­ки. Анд­реас подб­ро­сил ребён­ка в воз­дух. Со звон­ким сме­хом он плав­но опустил­ся на ру­ки де­да. Анд­реас ещё раз под­ки­нул маль­чи­ка к по­тол­ку. Вну­чек был на седь­мом не­бе от счастья. От за­ра­зи­тель­но­го детс­ко­го сме­ха Анд­реас вдруг по­чувст­во­вал нео­бы­чай­ную лёгкость. Му­чав­шие его ду­мы как вет­ром раз­вея­ло. Он бе­реж­но при­жал вну­ка к серд­цу, слов­но нак­ла­ды­вал пластырь на ра­ну. Ребё­нок креп­ко об­нял за шею де­да.

«Детс­кий смех - это дар свы­ше, сти­мул жиз­ни, - по­ду­мал Анд­реас, на­пол­няясь теп­лом, чувст­вом свя­тости и чисто­ты. - Этот ан­гельс­кий смех не мо­жет уме­реть. Он подс­ка­зы­вает нам, что жизнь бес­ко­неч­на, что зем­ля бу­дет жи­ва до тех пор, по­ка зве­нит детс­кий смех…»

Анд­реас креп­ко сжи­мал в объя­тиях вну­ка, слов­но хва­таясь за са­му жизнь, за его свя­той источ­ник. И будь ря­дом ху­дож­ник, он мог бы на­пи­сать с них кар­ти­ну «Бесс­мер­тие»...

Впер­вые за пос­лед­ние дни Анд­реас спал сном мла­ден­ца. Под впе­чат­ле­нием жиз­не­ра­дост­но­го сме­ха вну­ка он сде­лал для се­бя отк­ры­тие: глав­ный сек­рет жиз­ни - это са­ма жизнь, уме­ние жить и ра­до­вать­ся жиз­ни имен­но сей­час, в этот миг, нев­зи­рая ни на что, без ог­ляд­ки на прош­лое, без пустых меч­та­ний о бу­ду­щем. Настоя­щая жизнь, пе­ре­жи­ва­ние чувст­ва ра­дости и люб­ви проис­хо­дит не во вре­ме­ни, а здесь и сей­час.

И эти здесь и сей­час, вы­ра­жен­ные в детс­ком жи­вот­во­ря­щем сме­хе, яв­ляют­ся сутью веч­ности…

Ашот Бегларян