ПРОФЕССИЯ — ПЕРЕВОДЧИК. БЕСЕДА С ИЛЗЕ ПАЭГЛЕ-МКРТЧЯН [Часть I]

Илзе Паэгле-Мĸртчян. Афины. 2024 г. Фото: Журнал «Жам» / Каро Агабатян

«ГРАДАРАН» – это спецпроеĸт главного редаĸтора журнала «Жам» Анны Гиваргизян, в рамĸах ĸоторого люди, таĸ или иначе работающие над ĸнигами, отвечают на вопросы, порой ĸаверзные, о себе и своей профессии.

Наш собеседниĸ – Илзе Паэгле-Мĸртчян – выпусĸница Латвийсĸогоуниверситета и Свободного университета Берлина, преподаватель, переводчиĸ на латышсĸий с английсĸого, немецĸого и японсĸогоязыĸов, а таĸже супруга Чрезвычайного и Полномочного Посла Республиĸи Армения в Греческой Республике, Республике Кипр и Республике Албания Тиграна Мĸртчяна.

– Когда я была маленькой  и с упоением переводила на латышский – чтобы легче читалось – какие-то жутко интересные рассказы из старых номеров «Вокруг света» про женщин-пиратов, моя бабушка говорила: Илзечка будет переводчицей. Но, если серьезно, то сначала я окончила Латвийский университет по специальности «философ-преподаватель» (именно так написано в дипломе магистра), но уже во время учебы заинтересовалась культурой Японии и начала искать возможности учиться дальше. По собственной инициативе, т.е. без стипендии, без какой-либо программы по обмену, поехала учиться в Германию, поступила в Свободный университет Берлина и проучилась там 3 года. Потом был год учебы в Японии и возвращение в Латвию – уже в качестве преподавателя на факультете иностранных языков Латвийского университета. Проработала я там 10 лет, преподавала разные курсы, в том числе и литературу Японии. После повторной стажировки в Японии, которая помогла лучше освоить язык, я решила осуществить давнюю мечту и попробовать перевести один из своихсамых любимых произведений современной японской литературы, роман выдающегося писателя Нацумэ Сосэки «Кокоро», на русский язык его перевела Екатерина Рябова. Уже не помню, до или после окончания перевода это было, но я как-то упомянула о своей затее в беседе с заведующим отделением, профессором Ивбулисом. Он слегка удивился, но пообещал познакомить с издателем, которого, может быть, заинтересует такая книга. И познакомил.

Очень хорошо помню первую встречу с главным редактором и владельцем маленького, но довольно элитарного издательства «Атэна» (т.е. «Афина»). Я была абсолютным неофитом – ничего не знала ни о тонкостях работы переводчика, ни об издательском деле. Издатель, в свою очередь, понятия не имел, кто такой Нацумэ Сосэки и почему он может быть интересен латвийскому читателю. Но он проявил отзывчивость, обещал подумать, почитать рукопись. К счастью, долго ждать ответа мне не пришлось, издатель позвонил довольно скоро и сказал, что берется издавать книгу. Роман он назвал интересным, глубоким, а перевод – хорошим. Остальное, как говорится, история.

– На моем счету 25 книг разных жанров. Я перевожу не только художественную литературу, но и документальную, биографии, эссе и так далее.

Книги переведенные на латышский язык Илзе Паэгле-Мкртчян. Фото из личнего архива Илзе Паэгле-Мĸртчян

– Переводы японской литературы – это, конечно, моя первая любовь. Я очень рада, что смогла познакомить латвийского читателя с произведениями Нацумэ Сосэки, Дзюнъитиро Танидзаки и РюноскэАкутагавы. Сосэки до меня не переводился на латышский, из произведений Танидзаки переведено было только его эссе «Похвала тени», которое создает несколько неверное представление об этом мастере пародии и его язвительной иронии. Так что, осмеливаюсь гордиться тем, что познакомила латышского читателя с чем-то новым и, как мне кажется, прекрасным, позволяющим взглянуть на то, что считается «японской культурой», совершенно другими глазами.

Не каждый читатель в наше время заинтересуется произведениями японских писателей, если только это не свежий роман Харуки Мураками. Литература Азии вполне обоснованно считается нишевой, даже труднодоступной, но при этом у нее есть свои ценители. Например, пару лет тому назад я познакомилась с сотрудницей посольства Латвии в Греции, и она сказала, что сразу узнала мое имя, так как прочитанный когда-то роман Нацумэ Сосэки «Кокоро» произвел на нее большое впечатление. Слышать такие слова – это, конечно, огромное счастье. Читатель оценил не только книгу как таковую, но и работу переводчика, так часто остающегося невидимым, неузнанным.

– Во-первых, перевод должен максимально соответствовать оригиналу, это самое главное. Во-вторых, он должен соответствовать всем правилам целевого языка и быть понятным, благозвучным, легким для чтения. Если смотреть с этого ракурса, то может показаться, что художественная литература дает переводчику больше свободы, нежели чисто технический текст, но несоблюдение стиля и особенностей оригинала – это всегда признак не только отсутствия профессионализма, но и дарования, таланта, необходимого в нашей работе. И, наоборот, при переводе сложного технического или академического текста обязательно нужно следить за тем, чтобы его можно было легко читать, иначе перевод не может считаться хорошим.

Переводчику все время приходится балансировать между верностью оригиналу и требованиями целевого языка. Это не так-то и просто. Но, если равновесие нарушается, страдает не только текст, но и его будущий читатель. Вот эпизод из моей карьеры, иллюстрирующий этот тезис. В студенческие годы, когда я еще не очень хорошо владела немецким, как-то надо было подготовиться к семинару по истории философии, прочитать главу из «Критики чистого разума» Канта. Текст сочинения был в переводе – русском или латышском, по выбору. Будучи девочкой-отличницей, я, конечно, старалась изо всех сил, нофрагмент про всеобщую каузальность остался совершенно недоступным для понимания. Почти полностью отчаявшись и убедившись в собственной глупости, я решила попробовать почитать оригинал, благо он у меня имелся. И…совершенно неожиданно оказалось, что, несмотря на мое довольно посредственное знаниенемецкого, все страшные, корявые и абсолютно непонятные переведенные предложения в оригинале читаются гораздо легче и, самое главное, становятся более понятными. В общем, к семинару я подготовилась.

– Иногда приходится. Мне кажется, что мало кто вне книжного мира осознает, что книга, в особенности переводная книга – это всегда результат коллективного труда. Ушло в небытие романтическое представление об одиноком гениальном писателе, который в холодной мансарде, при свете единственной свечки создает бессмертный шедевр, который потом печатается без единого изменения, с благоговейным сохранением каждой запятой. В наши дни книга – всегда результат совместных усилий автора, редакторов и первых рецензентов, корректоров. Если книга переводная, то, конечно, к команде присоединяется и переводчик. Именно поэтому не могу согласиться с популярным представлением, что в процессе перевода самую важную роль должна играть личность автора, что переводчик должен как-то слиться с автором, чтобы перевод получился хорошим. Такой тезис выдвинут, например, в романе Евгения Чижова «Перевод с подстрочника», который я сейчас читаю. И в процессе чтения мне уже не раз хотелось закричать, что это тот самый старый, романтический миф. Я больше склонна к постмодернистскому тезису, согласно которому в центре процесса прочтения и перевода должен быть не автор, а текст с теми возможностями интерпретации, которые он дает сам по себе.

Если оставить философские рассуждения и вернуться к чисто техническим деталям, то картина получается примерно следующей. Не берусь судить о сотрудничестве современного автора и редактора, но тесное сотрудничество переводчика и редактора – это conditio sine quanon («то, без чего невозможно»). Желательно также некоторое сотрудничество переводчика с автором, если оно возможно и помогает лучше понять текст, уменьшить число потенциальных ошибок. Есть вещи, которые может знать только автор – например, как должно звучать какое-нибудь японское имя или фамилия, имеющее пять возможных прочтений по словарю... Мне кажется, что общение переводчика и автора, так же, как и общение переводчика и редактора,может быть очень полезным и интересным, если всегда помнить, что главным является текст, а не это наше с вами «человеческое, слишком человеческое».

Бывает также, что переводчик или редактор замечают ошибку в тексте, которую еще никто не увидел. Например, написано, что какая-то птичка сладко поет в северном лесу, хотя в действительности этот вид встречается только на юге Европы. В таком случае, конечно, обязательна консультация с автором, чтобы узнать его/ее мнение и может быть получить разрешение исправить ошибку.

А бывают случаи, когда присутствие кажущиеся ошибки оправдано, но лучше все же посоветоваться с автором. Стоит вспомнить, например, знаменитый «круглый стол овальной формы» в «Преступлении и наказании». Согласно одному из объяснений того, как эта мебель не только попала, но и навсегда осталась в тексте романа, издатель Достоевского обратил внимание писателя на несуразицу и спросил, нельзя ли ее исправить, но тот после короткого раздумья попросил оставить все, как есть – чтобы лишний раз подчеркнуть мещанскую атмосферу в квартире старухи-процентщицы.

Презентация книги Криса Бохджаляна «Девушки песчаного замка» переведенной Илзе Паэгле-Мкртчян с английского на латышский язык. Фото из личного архива Илзе Паэгле-Мкртчян

– Работая над переводом, проблемы побольше или поменьше возникают буквально каждый день и каждый час, приходится искать значения и эквиваленты незнакомых слов, идиом и т. д.. Иногда нужное удается найти не в словарях, а в каких-то совсем уж далеких уголках интернета, порой даже случайно. Но бывает так, что даже что-то совсем знакомое и повседневное может оказаться тем самым пресловутым ложным другом переводчика.

Вот история про такой случай. Героиня романа отдыхает на каком-то греческом острове, сидит в саду и смотрит на… океан (да, да, именно ocean, так и написано в оригинале!). Мы с редактором, в свою очередь,отчаянно ломаем голову, но никак не можем понять, как можно написать такое: где, мол, Греция, и где ближайший океан?! Как-то инстинктивно все-таки сообразили, что имелся ввиду вовсе не Атлантический или Тихий океан, а просто огромное пространство моря… Уже post factum я проверяла в толковых словарях английского языка – да, именно так, т. е. слово ocean иногда употребляется и в значении огромного морского пространства. Кстати, похожее значение приводится также в толковом словаре Ушакова, но как-то мимоходом, можно и не заметить.

Есть еще один случай, который заставляет задуматься над тем, как иногда важны такие индивидуальные характеристики переводчика, как возраст или пол. В англоязычном переводе японского романа читаю, что героиня одета в кимоно голубого цвета с красновато коричневым орнаментом. Стараюсь представить этот наряд, но картина, возникающая перед взором, просто не укладывается в голове. Сочетание голубого с красновато коричневым?! Вы серьезно? Быть того не может! Какая женщина добровольно выберет такой наряд?! Беру оригинал, нахожу нужные обозначения цвета, проверяю в словаре. С голубым все в порядке, но вот с остальным... Оказывается, что имеются два очень похожих комбинаций иероглифов, но одна из них означает «красновато коричневый», а другая, очень похожая, но значительно более редкая – «нежно розовый». Очень легко не заметить разницы, если автоматически не представить, как именно может выглядеть наряд. И, сдается мне, чаще это представляем мы, читательницы и переводчицы, а не наши уважаемые коллеги-мужчины.

ПРОДОЛЖЕНИЕ [ЧАСТЬ II]

Беседовала Анна Гиваргизян. Москва-Афины. 2024 г.