Рубен Севак — рыцарь чести и долга

Он блистал своим умом, эрудицией, обаянием, у него были все возможности со временем оказаться в числе литературных мэтров, ведь он был уже погружен в европейскую культуру, в ее контекст. Он мог, наконец, жить спокойной обеспеченной жизнью на своей лозаннской вилле на берегу озера Леман с красавицей-женой и двумя детьми. Перед молодым талантливым поэтом и одаренным врачом мир открывал множество дорог, но он предпочел сознательную мученическую смерть.

Рубен Севак (Чилинкирян) родился 15 февраля 1885 года в городке Силиври, на европейском побережье Мраморного моря, неподалеку от Константинополя. Окончив с отличием в 1905 году знаменитый армянский лицей Берберяна в Константинополе и проявив недюжинные способности в усвоении самых различных предметов, Рубен Севак отправился в Швейцарию, где осенью 1905 года стал студентом медицинского факультета Лозаннского университета.

Яркое поэтическое дарование студента-медика проявилось еще в годы учебы в лицее. В Швейцарии, одном из центров политических, социальных и, конечно же, эстетических новаций Европы, дарование его раскрылось с еще большей силой.

В стихах молодого поэта почти не ощущается резкого перехода от Востока к Западу, и это заслуга не только его самого. Дело в том, что Константинополь, который наравне с Тифлисом был крупнейшим центром армянской культуры, в начале века находился на стыке двух цивилизаций. Особенно это было заметно в среде местной армянской интеллигенции. Знание французского было не обязательным, но настолько необходимым, что почти все писатели Западной Армении владели им как родным. И поскольку армянская культура в начале века была европоцентристской, то с легкостью, естественным образом интегрировалась в европейскую. Эта тяга к Европе особенно четко выразилась в западноармянской поэзии начала века.

Рубен Севак был одним из лучших и последних представителей этого еще не оцененного по достоинству культурного феномена ΧΧ века.

Двадцатилетний поэт с первых же дней пребывания в Швейцарии чувствовал себя не провинциалом в чужой стране, как это нередко бывает, а полноправным участником литературного процесса, в своей родной стихии.

В 1910 году он женился на Янни Апель, красавице-немке из аристократической семьи прусского полковника.

Трудно в пределах статьи представить все богатство и своеобразие поэзии Р.Севака. Поэтому, коснемся некоторых характерных стихотворений, в которых четко просматривается родство, общность поисков европейской культуры и армянской поэзии на рубеже веков.

Типично неоромантическое стихотворение «Отчего?» вроде бы не выходит за пределы романтической поэтики и образности: дева-любовь, смерть… Однако меланхолическое созерцание поэта-неоромантика неожиданно превращается в трагический монолог поэта-провидца, идущего к своей смерти.

Я все иду... и  бесконца… в  могилы

Превращаются следы мои…

Ветерка любви тебе б хватило —

Против урагана ты пошла…                                            

(подстрочный перевод)

Образ, часто встречающийся у Севака: рыцарь (поэт), уже седовласый, устало бредущий в никуда… Типично неоромантический образ, символизирующий здесь гибель, конец целой эпохи, целой системы ценностей.

ВСАДНИК

Не знаю кто, Бог весть куда,

всегда, в жару и холода,

неуследимый, как беда,

он молча мчит Бог весть куда.

 

В закатный час, смиряя страх,

я вижу тень на облаках –

суровый рыцарь впопыхах

проносится Бог весть куда.

 

Он мчит, а за его спиной

скелеты движутся стеной,

скакун горячий вороной

его несет Бог весть куда.

 

Я слышал, он обет блюдет,

его любовь и слава ждет

и ждет могила, где найдет

и он покой – Бог весть когда.

(Пер. Г. Кубатьяна)

Но, в отличие от других неоромантиков, причину гибели Севак видел не только в новых, безбожных временах. Смерть у поэта предстает в двух ипостасях. Смерть идеала материализуется в физическую смерть, в насилие. Поэт предвещает невиданные катастрофы и бедствия. В 1912 году (в год написания стихотворения «Отчего?») в одной из своих статей он писал: «Воистину говорю вам, воистину, опасность велика, настолько велика, что мы даже не можем вообразить.»

Сонет «ГРУДЬ» представляет поляризованную картину человеческого бытия – жизнь и смерть. Но они слились, одно порождает другое. Любовь порождает смерть.

Был Праздник Жизни. И на нем все человечества сыны.

Все те, кто жив еще, кто мертв и   кто доселе не рожден.

Под твердью зеленел простор. Но до бескрайней глубины

Он был, как море, в сон и хлад оцепенело погружен.

 

Дым поднимался от земли, и источал он кровь и страсть,

И эти запахи в один свинец мертвящий сведены.

Мужи и жены, здесь и там, в любви и горечи сплетясь,

Великую плодили Жизнь. Не нарушая тишины.

 

В истоме головы мужей лежали на груди у дев,

И жены в чреве семена чужих и будущих смертей

Носили, и рождали чад, готовя тот же им удел.

 

И воздух был свинцов и мертв, а к небесам от этих мест

Вздымалась Пирамида-Грудь гранитной тяжестью. На ней,

На самом острие ее стоял могильный черный крест.                                                          

(Пер. М. Жажояна)

Любовь и Смерть, Эрос и Танат, метафоры эпохи, у Рубена Севака постепенно приобретают личностный характер. Его страшные предвидения начали сбываться. В начале апреля 1909 года новое правительство младотурков организовало резню армян в Киликии. В течение двух недель вооруженная фанатичная толпа при молчаливом попустительстве армии и полиции истребила 30 тысяч армян. Для Армении уже наступил кровавый ХХ век. Это прекрасно понимал поэт вдали от родины. В его судьбе и творчестве произошел резкий перелом. Для него Смерть-Танат — уже не только эстетизированный образ в стиле «ар нуво», а реальный акт кровавой драмы, предчувствие геноцида армян в Османской империи в 1915 году.

АРМЕНИЯ

Кто это плачет под дверью в мороз?

Странник, сестра, отвори…

Уж не скелет ли там, хриплый от слез?

Голод, сестра, отвори…

В щепы топор мои двери разнес!

— Это резня, отвори…

(1913 г., пер. Г. Кубатьяна)

В 1911 г. в одном из писем Рубен Севак пишет: «Хотелось бы перед окончательным возвращением на родину поехать в Венецию и провести там хотя бы одну весну, одну из считанных весен моей жизни. Хочется жить, чувствовать, что живешь... в предчувствии смерти».

Это было в августе 1914 года. Первая мировая война уже началась. На пристани в Константинополе жена поэта Янни была неприятно поражена царящей атмосферой: «Рубен, вернемся этим же пароходом, мне очень не нравится эта страна… Это ужасно — не видишь разве, на лицах нет улыбок».

Несколько месяцев спустя, 24 апреля 1915 года, правительство младотурков арестовало и депортировало элиту армянской интеллигенции Константинополя. Более двух тысяч деятелей культуры, науки и искусства, государственных и религиозных деятелей, даже депутатов парламента были тайно вывезены из столицы и зверски убиты. Чуть позже, в мае, был арестован и Севак. Его отправили в поселок Чангири в Анатолии, где уже находилась большая группа депортированных армян. Очевидцы рассказывают, что в ссылке он держался невероятно мужественно, подбадривая других и до конца оставаясь верным клятве Гиппократа...

Случилось так, что ему пришлось лечить дочь высокопоставленного турецкого чиновника. Та была при смерти. Доктор делал все возможное, чтобы спасти жизнь больной. Состояние ее с каждым днем улучшалось, более того, она влюбилась в своего спасителя. Отец девушки, желая выразить свою благодарность, сказал Севаку:

— Доктор, вы все должны умереть, никому из вас не спастись. Но если примешь ислам и возьмешь мою дочь в жены, я спасу тебя...

Севак в ужасе ответил, что он уже женат и у него дети.

— Ничего страшного, — сказал турецкий чиновник. — Для нашей религии это не помеха.

Друзья Севака по ссылке уговаривали его согласиться, пойти на временное вероотступничество ради спасения жизни. Но Рубен Севак понимал, что, спасая жизнь, он погубит душу. Интересен тот факт, что Севак, будучи атеистом, считал вероотступничество предательством. Изменой своему народу, своему назначению поэта, интеллигента.

«Мы — предводители народа. Если мы предадим свои идеалы, народ потеряет веру в справедливость борьбы. Мы должны быть примером. Мы должны умирать во имя бессмертия своего народа», — говорил он. И вообще для него, человека высочайшей морали, поэта-рыцаря, нравственного максималиста, любая сделка с совестью была недопустимой. Вот почему он предпочел сознательную смерть. «Рыцарь жертвует собой, — писал Бердяев, — и своим благом, но никогда не жертвует ценностью, абсолютно верен ценности».

Рубен Севак считал христианство высочайшей ценностью не столько в религиозном, сколько в общечеловеческом смысле. Назначение художника как носителя великих идеалов — вот ценность, которая выше физического существования.

26 августа 1915 года на рассвете группу из пяти человек в экипажах отправили в соседний городок Аяш. Среди них был Рубен Севак и другой крупный армянский поэт Даниэль Варужан. Рассказ очевидца, извозчика-турка по имени  Гасан, раскрыл обстоятельства этого убийства.

По дороге экипажи были остановлены неизвестными. Казалось, напали разбойники, однако полицейский подобострастно поздоровался с незнакомцем, за которым следовало четверо вооруженных мужчин. Перемещение, таким образом, было инсценировкой, западней. Руки у пяти жертв были связаны, и они не могли сопротивляться. Полицейские обыскали их, ограбили и удалились. Извозчик издали наблюдал за этим. Пятеро палачей набросились на связанных людей, раздели их и привязали к деревьям. «Затем главарь разбойников и его люди обнажили свои кинжалы и стали медленно и невозмутимо резать их. Вопли осужденных и их отчаянная ярость разрывали мне сердце». Среди палачей был отец той девушки, которой Севак спас жизнь.

Скорбная весть дошла до Янни, которая не покидала все это время Константинополь, пытаясь вызволить мужа из ссылки. Турки не имели права ее депортировать, так как у нее было германское подданство. Она обращалась также к послу Германии Вагенгейму. Посол отреагировал на мольбу Янни спасти ее мужа следующим образом: «Ты — недостойная немка, ты предала свою нацию, вышла замуж за этого армянина и теперь пришла просить, чтобы я его вызволил! Он не вернется. Они ушли умирать».

Содрогнувшись от такого ответа, Янни швырнула германский паспорт в лицо послу со словами: «У меня есть сын, я воспитаю его так, чтобы он когда-нибудь отомстил немцам за своего отца». (О. Чилинкирян. «Рубен Севак», Париж, 1985 г.)

Янни Севак отказалась от немецкого подданства, перестала говорить по-немецки, дала своим детям армянское образование. В 20-30-е годы она играла на сценах парижских театров, выпустила несколько своих поэтических сборников на французском языке. Янни скончалась в Ницце 28 декабря 1967 года. Согласно ее завещанию, ее хоронили по армянскому обряду.

Опасения Рубена Севака были не напрасными. Янни действительно пришлось «раскрыть объятья» жесточайшей буре, выпавшей на долю поэта и его народа, пришлось разделить их трагическую судьбу. И сделала она это удивительно достойно.

Текст: Александр Топчян. Франция. Журнал «Жам». 2019 г.