Анаит Нерсесян: «Моя профессия сама меня выбрала»
Исполнение — это не только виртуозность. Исполнительское искусство очень похоже на театральное, оно сиюминутное, каждый раз все создается заново. Это умение наполнить каждый звук содержанием, умение «говорить» пальцами. Сколько природного артистизма, интеллектуальной сосредоточенности и духовной подготовки надо иметь, чтобы передать все это руками!
Пианистка Анаит Нерсесян — заслуженная артистка Армении, профессор Ереванской государственной консерватории им. Комитаса. Она окончила Ереванскую центральную музыкальную школу-десятилетку ((1972, класс Элеоноры Восканян) и Московскую консерваторию им. Чайковского (1977, класс Виктора Мержанова). В 1980 году она удостоилась первой премии и золотой медали Международного конкурса им. Иоганна Себастьяна Баха
в Лейпциге.
Анаит Сергеевна гастролировала по городам бывшего СССР, а также в Ливане, Германии, Японии, Польше, Венгрии, Франции, Канаде, США, Финляндии, Австрии. Проводила мастер-классы в Польше и в Японии. Неоднократно принимала участие в работе жюри Международного конкурса им. С.В. Рахманинова. Записала диски, посвященные фортепианным сочинениям Баха, Шостаковича, Самуила Фейнберга, Гагика Овунца.
— Интерес появился в три года. Мама была пианисткой. Она одна из первых выпускниц Георгия Сараджева. Все наши ведущие педагоги учились у него.
— Да, в Ереване. Он после войны приехал в Ереван и набрал класс. Сам он учился в Санкт-Петербурге. После войны был эвакуирован в Ташкент, и уже потом оттуда приехал в Ереван. Сараджев — основоположник армянской фортепианной школы. Он и Роберт Андреасян, который тоже в Петербурге учился...
— Папа был архитектором. Заслуженным архитектором. Он очень хорошо разбирался в музыке. Умел играть на скрипке. Он был для меня авторитетом. Если что-то было не так, он всегда говорил.
— Я была единственным ребенком в семье, и все занимались мной. Я росла у бабушки, у маминой мамы. Очень любила своего дядю, маминого брата: хорошо понимали друг друга. И безумно любила играть для них. Когда к нам приходили гости и просили играть, я с удовольствием садилась и играла. Играла по слуху. Когда выросла и бывали у родных какие-то вечеринки, я все время играла и даже не вставала со стула.
— Так получилось, что моя профессия сама меня выбрала. К маме приходили заниматься ученики, а я ревниво обнимала ножку пианино и близко не подпускала никого. В итоге, в пять лет родители решили учить меня музыке. Мама поехала посоветоваться со своей ближайшей подругой Элеонорой Восканян, которая тоже была выпускницей Сараджева и долгие годы была концертмейстером Гоар Гаспарян. Она сказала маме: «Давай начнем». И решили экспериментировать. Но так как я была маленькой и ноты не знала, мама играла правую руку, я повторяла, потом левую. Через пару месяцев, когда я поступала в музыкальную школу имени Чайковского, я полностью уже играла программу второго класса. Но кроме Георгия Вардовича никто об этом не знал. Позже на каком-то закрытом вечере я играла эту программу, все педагоги интересовались у Элеоноры Восканян, кто я такая. В девять лет я уже играла сольный концерт. Есть записи. Даже программу помню. Я очень быстро учила произведения. Сидеть и заниматься для меня не было проблемой.
— Детям в 10–12 лет давать «Испанскую рапсодию» или «Вторую рапсодию» Листа не очень правильно. Ведь ни по форме, ни по содержанию они не понимают, что играют. Тем более на конкурсах.
— Да, много международных молодежных и детских конкурсов. Всегда горжусь и безумно радуюсь, когда мои студенты и ученики выигрывают. Опять же, это оценка. Но понимаете, все эти дети за свой счет участвуют. Они оплачивают дорогу, иногда проживание. Редко когда Министерство культуры берет расходы на себя. Это плохо. Нет предварительного отбора. Скажем, если бы мы подбирали лучших и занимались с ними, и только после этого отправляли, результат был бы другим. Надо пересмотреть этот момент, чтобы были отборочные туры. Я не знаю, как в России сейчас, но, по-моему, так же — без каких-либо особых отборов. Тут амбиции родителей и травма ребенка, который там ничего не получает. Конкурсы и концерты в пер-
вую очередь полезны тем, что это опыт.
— Да. Конкурс Баха. В 1980 году я удостоилась первой премии и золотой медали Международного конкурса имени Иоганна Себастьяна Баха в Лейпциге. Мне было 26 лет. Было очень много известных людей. Нас из СССР было трое. Я имею в виду участников конкурса. Помню, что была слишком уставшей. Концерт и еще репетиции. Я и не думала о премии. Хотела всего лишь играть безупречно.
— Вы понимаете, в чем дело? Заграницей же нет ни у кого званий. Только у нас. Награда — это оценка государства за твой труд! Ничего больше! После я стала лауреатом премии Комсомола. Но заслуженную артистку получила спустя 27 лет. Обычно после таких премий сразу государство награждает, а в моем случае все получилось странно, сказали, что очередь, надо ждать. Я, естественно, не ждала, просто продолжала играть, но дождалась. Другой на моем месте мог бы не играть давно уже.
— Начну с композиторов, потом перейду к моим учителям. Бах, Моцарт, Бетховен, Шуман, Брамс, Шостакович, Прокофьев, Арам Хачатурян... и, конечно же, Саят-Нова. Он для меня загадка, гений! Экспромтом писать музыку, слова, и все это сразу на разных языках — это удивительно.
— Наша знаменитая пятерка — Бабаджанян, Мирзоян, Арутюнян, который, кстати, написал оперу «Саят-Нова», Лазарь Сарьян, Худоян. Читала новость о том, что ЮНЕСКО ставит имя Хачатуряна в ряд самых известных композиторов ХХ века, а в перечне наиболее популярных произведений нашего времени помещает на одно из первых мест его «Танец с саблями» из знаменитого балета «Гаянэ». Я этим очень горжусь.
— Невероятно удивительные... Лазарь Мартиросович был председателем, когда я выпускалась в Ереване. Он мне пять с плюсом поставил. Бабаджанян был председателем комиссии в Москве, когда я заканчивала консерваторию. Он три года был председателем комиссии, и все три года среди студентов были армяне. В первый год была Карина Оганян, во второй — я, в третий — Вааг Папян. Была очень интересная история с Вагом Папяном. Он играл «Героическую балладу» Бабаджаняна. Мы целый год искали, как попасть к Арно Арутюновичу, и никак не могли в городе его поймать. Уже во время экзамена Бабаджанян, прочитав, что кто-то играет «Героическую балладу» был сильно удивлен. Позже он сказал: «К Баху не пойдешь, и к Бетховену не пойдешь, но при живом авторе играешь его музыку и ни разу не приходил, чтобы я послушал».
Эдвард Мирзоян — очень важный человек в моей жизни. Он был настоящим авторитетом для меня. Он всегда горой стоял за своих. К нему можно было спокойно прийти и всем поделиться, спросить совет. Я часто приходила к нему за советом. Это великие люди.
— Педагоги, конечно, мама, Элеонора Сергеевна, Георгии Вардович, Виктор Карпович Мержанов... Виктор Карпович всегда держал субординацию, он никогда не кричал, не орал, но когда говорил: «Так играть нельзя», — это было для нас хуже всего. И, конечно, его отношение к Рахманинову. Моя любовь к творчеству Рахманинова от него. Вы не представляете, сколько всего он сделал.
— В 80-м году, когда я приехала в Ереван после конкурса Баха, должен был состояться пленум композиторов. Сергей Агаджанян обратился ко мне с предложением сыграть его произведение на этом пленуме. После этого исполнения ко мне хлынули Овунц и Аристакесян.
Я очень часто являлась и являюсь первой исполнительницей их произведений. И многие из них свои произведения посвятили мне. Я этим горжусь. Среди таких произведений «Вторая Соната» и «10 монографий» Гагика Овунца, «12 экспромтов» и «Сонатина» Эмина Аристакесяна, «Сонатина» Левона Чаушяна, «Вторая Соната» Тиграна Мансуряна.
— Я с 1977 года преподаю. Когда я в аспирантуру поступила, училась заочно и должна была где-то работать. Лазарь Мартиросович помог мне устроиться в консерваторию. С тех самых пор преподаю. У нас очень хорошие студенты. Но я считаю, что в школах нужно быть внимательными к одаренным детям. Это важно. Ведь можно уже приблизительно с 4 класса понять, может ли стать музыкантом данный ученик, или нет.
Я всегда говорю, что программу семилетки надо пересмотреть. Ребенка не надо мучить сложными программами. Есть те, с кем надо усиленно, совершенно по-другому заниматься. А с теми, кто продолжать не будет, — проще, иначе заниматься, чтобы они стали музыкально-образованными людьми. У нас, к сожалению, все хорошие скрипачи в Европе, им там легче устраиваться на работу. У нас нет школ импресарио, нет раскрутки для них. Они заканчивают и в итоге не знают, где проявлять себя.
Еще я не приветствую, когда ребенок целых 12 лет учится у одного педагога, а потом 6 лет — у другого. Это странно. Жаль этих детей, им нужна свежая струя. Если в музыкальной школе преподаватель видит, что ребенок уже играет концерт Чайковского, значит, время дать ему возможность перейти к другому.
— Конечно, эксперименты очень интересны, если они подходят по стилю. Концерт Чайковского? Что там экспериментировать?
Общая концепция уже есть. Можно экспериментировать в современной музыке. И студенты тоже намного свободнее и лучше чувствуют себя, когда экспериментируют в современной музыке. Хочу сказать, что можно найти какую-то концепцию, что в дальнейшем может быть основой для этого произведения.
— С Бахом! Как он успел за такую короткую жизнь написать столько произведений. Ведь жил он 64 года и начал писать с 18 лет. Это для меня загадка. Какая-то фантастика. Он ведь писал полифоническую музыку. Слышал все эти голоса. И еще спросила бы, как он отнесся бы к фортепиано, если попал бы в наш век. Недавно где-то читала, что музыку Баха создал Бог, музыку Моцарта слушает Бог, а Бетховен говорит Богу: «Моя музыка принадлежит человеку». Он как бы очеловечил музыку.
— Безусловно. Я поэтому всегда говорю, что музыкальные школы необходимы. У детей, которые учатся там (не важно потом станут продолжать свой путь в музыке или нет), меняется внутренний мир. Они становятся совсем другими. Даже если ребенок учится на три, все равно у него внутри меняется многое. Я заметила, что когда ребенок ходит в музыкальную школу, потом легче воспринимает живопись, литературу и искусство в целом.
— Когда-то я начала вязать. Фотографией интересуюсь, люблю фотографировать. Очень люблю книги. В Москву когда приезжаю, покупаю книги. Это от папы. У него была огромная библиотека. Помню, он не отдавал никому книги.
— Люблю общаться с людьми. Иногда как в воздухе в них нуждаюсь. У меня много знакомых. И друзей много, самых разных. К друзьям я бережно отношусь, дорожу всегда. Могу простить даже их выходки один раз, два... Считаю, что дружба должна быть взаимной. Очень часто многолетняя дружба у некоторых моих знакомых прерывается из-за пустяка. У меня есть подруга, с кем я каждое утро кофе пью. Когда меня в городе нет, она все равно ставит две чашки кофе. Это бесценно.
— Мои дети. И сейчас уже в первую очередь моя внучка. Год уже ей. Она живет сейчас в Париже. Я на ее рождении присутствовала: у них, оказывается, это норма.
— Книга необычная. Она называется «Студенты отвечают». Я собираю забавные истории из жизни консерватории. Часто эти истории случаются во время экзамена, когда студенты сильно напряжены или хотят показаться излишне умными...
— «Верди свою оперу «Аида» написал по заказу египетского фараона, — говорит студент во время экзамена и продолжает, — но я не помню, как его звали». Профессор, шутя, говорит: «Тутанхамон...» — «Да, да, точно», — отвечает студент.
Был еще случай, когда студента спрашивают: «Сколько опер у Бетховена?» — «Одна». — «И как называется?» — «Фидель Кастро», — отвечает он, надеюсь, от перенапряжения путая с «Фиделио».
— Должны любить свою профессию.
Беседовала Анна Гиваргизян