Ваче Шарафян: «Музыка — мой ЯЗЫК общения»

Маэстро Ваче Шарафян — один из ведущих армянских композиторов современности. Есть особая энергетика в его музыке, которая способна дойти до самых тайных уголков человеческой души. Его сочинения исполнялись еще со студенческих лет и воспринимались не как опыты, а как состоявшиеся музыкальные произведения.

Преподавал в Ереванской государственной консерватории им. Комитаса (1997-2008 годы), в 2011-м — приглашенный профессор Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. С 2001 года он стал официальным композитором ансамбля «Шелковый путь».

Сегодня музыка Ваче Шарафяна звучит на сценах по всему миру, входит в репертуар ведущих музыкантов и ансамблей.

— Помню яркую, синюю шестиконечную звезду, которая появлялась перед глазами каждый раз, когда звонили в дверь. Она меня одновременно и радовала, и пугала, я плакал. А вот когда звенел чайник, появлялось множество оранжевых звездочек, они меня меньше пугали. Мне было, наверное, два или три года. Через много лет я узнал о существовании цветного слуха.

— Мой дед, который был изобретателем, переехал в Армению в 1915 году из Карса. Их дом сейчас — больница Карса. А мой прадед был богатым человеком. Он с женой совершил паломничество в Иерусалим, пережил Геноцид пятнадцатого года, но был убит в Армении за то, что сказал: «Колхоз — это бардак».

Я очень рано потерял родителей. Мама была учительницей русского языка, отец — строителем. Мои родители не были музыкантами, но у нас в доме всегда звучала только классическая музыка.

— Моя жена — пианистка, преподает в Ереванской государственной консерватории. У нас трое дочерей. Старшая София — студентка архитектурного института, средняя Полина учится в специальной музыкальной общеобразовательной школе им. Чайковского, делает большие успехи в игре на скрипке. А пятилетняя Арин запирается в моем кабинете и отводит душу игрой на фортепиано, когда обижается на нас.

— Дом — это место, где меня ждут! Я чувствую себя комфортно везде, где звучит моя музыка.

— Да, конечно, атмосфера во мне и вокруг меня. А в процессе работы создается максимальное внутреннее напряжение. Появляется ощущение, что ты на краю, на перекрестке миров.

— Музыка приходит, ее «видишь» в какой-то миг. Слово «видишь» наиболее приближенное к тому первичному восприятию, после которого знаешь, что необходимо ее написать. А дальше волшебный процесс — процесс работы.

Музыка — мой язык общения, связь с прошлым и будущим. Мне очень часто заказывают произведения, которые я сам очень хочу написать. И это не случайно.

— Я всегда различаю несколько стадий рождения нового произведения — рождение на бумаге, в партитуре, и рождение на сцене. Ведь музыкальное произведение при каждом исполнении заново рождается, перерождается сквозь время, века... Она как молитва.

— Страх расставания с процессом. Особенно при работе над крупными произведениями. В 2013 году я написал балет «Вторая Луна» по сценарию Геворга Варданяна о Георгии Гюрджиеве. Работу завершил в Италии, в Больяско, на берегу Лигурийского моря, где А. Скрябин написал свой шедевр «Поэма экстаза».

Позже в Ереване меня охватил какой-то непонятный страх. Я просыпался по ночам и не мог заснуть от мысли, что не написал одну очень важную часть, что-то похожее на Луну, но какую-то другую. После написания музыки я узнал, что Гюрджиев говорил о второй Луне, о которой люди не знают пока В 1986 году ученые обнаружили ее и назвали Круитни. Гюрджиев называл ее Анулиус. Я должен был описать ее в балете, иначе весь сценарий был бы неполным. Аллегорический язык сценария содержал и легенду о Лилит, первой жене Адама, и нельзя было пропустить эту связь, Лилит и Ева — две очень разные спутницы Адама.

— Для композитора важно услышать проблему, диссонанс своего времени. Именно проблема, неблагозвучие стимулирует необходимость поиска разрешений.

— Музыка Баха, Комитаса, Саят-Новы, армянская средневековая духовная музыка в целом...

— Я учился в школе им. Спендиарова. В 12 лет встретил своего первого педагога композиции Светлану Бояджян, которая очень многое сделала для меня. После школы поступил в Ереванскую государственную консерваторию им. Комитаса, в класс профессора Эдварда Мирзояна. Моими учителями по разным дисциплинам были Авет Тертерян, Эдвард Багдасарян, Гаяне Чеботарян, Эдвард Абрамян, Атаян, Дероян, Пашинян... И со всеми были теплые отношения. Особенно подружились с Аветом Тертеряном, который преподавал оркестровку. Никогда не забуду, как на первом же уроке, просмотрев мою партитуру, он объявил: «Это мастер! Он все слышит!..»

Много общался и общаюсь с Тиграном Мансуряном, Ашотом Зограбяном, Эдвардом Айрапетяном, а также с молодыми композиторами и исполнителями, живущими как в Армении, так и за рубежом.

— Потрясающее чувство, когда моя музыка звучит в залах, где когда-то выступали величайшие музыканты и композиторы. История любого места придает ему исключительность, особую значимость. Я помню, когда я впервые прилетел в

США, то вопреки ожиданиям, небоскребы Чикаго показались мне легкими, как бабочки, и я осознал, что небольшой камень в Иерусалиме казался таким невообразимо тяжелым, потому что он был носителем и свидетелем огромной истории, тысячелетий.

В Чикаго прямо из аэропорта меня повезли на концерт — Максим Венгеров играл концерт Щедрина. А через 4 года в том же зале Чикагского симфонического центра Йо-Йо Ма и ансамбль «Шелковый путь» исполняли мою музыку «Солнце, вино и ветер времени».

Исполняться в Карнеги-холле, или в Большом зале Московской консерватории, или в Венском Доме музыки, в Берлинской филармонии — это невообразимый восторг, вдохновение. Есть и другое важное чувство, что и сегодня история создается, и все мы, и я один из создателей, продолжателей этой истории.

— Да, в исполнении Марио Брунелло. А через два дня он сыграл те же пьесы на острове Эльба, сидя на стуле самого Наполеона. Фестиваль в этом году был посвящен Армении. Еще прозвучали три моих новых произведения в исполнении разных солистов ансамбля камерного оркестра «Солисты Перуджи».

- Очень важно была моя работа в Армянской духовной семинарии в Иерусалиме. Я всегда знал и говорил всем друзьям, что когда-нибудь поеду в Иерусалим. Было как-то естественно, когда мне предложили там работать. С первого дня было чувство, что я вернулся туда, где давно уже есть.

Думаю, знаменательным был мой выезд за рубеж в 1998 году, где на Международном фестивале в городе Боулинг Грин (США) Мовсес Погосян и я сыграли мою Вторую скрипичную сонату. Она имела большой успех и дала повод для новых проектов, каждый из которых открывал новые пути.

— В 2014 году уже был целый ряд мировых премьер. В течение лета я закончил пять новых произведений, в августе закончил Дивертисмент для струнного квинтета, премьера будет в Зиппер-холле (Лос-Анджелес).

— Да, «Lacrymosa» для солирующей виолончели. Это произведение вошло в репертуар Армянского филармонического оркестра.

Сейчас набрасываю музыку к его фильму «Молчание Архимандрита», в котором буду еще и играть, в роли Комитаса. У нас с Вигеном завязалась очень плодотворная творческая дружба, недавно я сделал музыкальное оформление к его постановке пьесы «Гамлет» в Национальном театре Армении. А несколько лет назад по его же инициативе и идее я написал двухчасовую оперу «Царь Абгар», но премьера все еще затягивается по финансовым обстоятельствам. Мы планировали записать ее и создать художественный фильм-оперу.

— Искать, находить себя, быть честным. Учиться, быть готовым войти в храм искусства.

Беседовала Аревик Амирагян