ЛЕВОН МКРТЧЯН «Туманян писал как по меди»

«Коммунистический Ереван». 27 октября 1968 г.

Недавно в подмосковном городке писателей Переделкино мне посчастливилось слышать, как К. И. Чуковский, старейший русский писатель, лауреат Ленинской премии, читал сказки Ованеса Туманяна. Чуковский по просьбе, издательства «Айастан» пишет предисловие к трем стихотворным сказкам Туманяна, две из которых («Кот и пес»/»Капля меда») переведены С. Маршаком, а одна («Смерть Мышонка») Н. Гребневым. В один из августовских, дней Корней Иванович пригласил Марию Петровых и меня к себе на дачу.

— Проходите сюда, на балкон. Здесь, на воздухе, мы и посидим, — приглашает писатель. Приносит том Маршака, читает в его переводе «Каплю меда», читает с удовольствием, движением руки выделяет слова, на которые, падают смысловые ударения. Когда ему очень нравятся стихи, останавливается, смотрит на нас и повторяет прочитанное:

…Но, пёс, пришедший, с
пастухом,
Такую прыть почел грехом.
Вскочил он с пеною у рта
И ну терзать, трясти кота.
Трепать, катать,
Валять, мотать.
Чуть отпустил —
И снова хвать!..

— Как изумительно написано! Какой стих: трепать, катать, валять, мотать…

Радостный и за Туманяна, и за Маршака, Чуковский вновь и вновь перечитывает отдельные строки, строфы:

— Мы их сожжем!
Мы их убьем!
Мы их — ножом!
Мы их — дубьем!..

Мария Петровых замечает, что в блестящем переводе Маршака надо бы заменить одно только слово.

Король соседний, словно вор.
Презрев священный договор,
Границы наши перешел, — сказано в послании одного из царей.

— Здесь, — говорит Петровых, — описка: не король, а царь следовало бы сказать.

Когда Чуковский доходит до места, где «соседний король» называет себя царем («Мы сын небес и царь царей…»), замечает:

— Да, там у Маршака описка. Надо, конечно, царь. Лучше даже царек. «Царек соседний, словно вор…». Цари враждуют, и они должны унижать друг друга.

— А теперь прочту мою любимую сказку «Кот и пес». Читает по памяти:

Папаху шить —
Не шубу шить,
С деньгами
Можно
Не спешить!

— Чудно. Это звучит как формула! Продолжает по книге:

В субботу утром
Старый пес,
Потягиваясь зябко,
Просунул в дверь
Замерзший нос.
— Ну что,
Готова шапка?
— Нет, — говорят
Ему в ответ.
— А где хозяин?
— Дома нет!

— Если бы Маршак жил во времена Жуковского и Пушкина, они бы его признали совершенно своим… Прочтите, пожалуйста, мне по-армянски эту сказку. Читайте так, будто с эстрады…

— Совсем другая система звуков языка. И как умело воспроизвел Маршак эту сказку по-русски. Туманян — я это чувствую по переводам Маршака — писал, как но меди. Стих у него очень крепкий.

Мы с Марией Петровых попросили Корнея Ивановича познакомиться с рукописью перевода Гребнева «Смерть Мышонка». Сказка Чуковскому понравилась:

— Туманян взял самый незначительный факт. Например, украинцы говорят: комар с дуба свалился.

По переводу у Корнея Ивановича были замечания. Вот некоторые из них:

— «Корм собирать…» — скопление согласных крмсб.

— «Закричала: Беда стряслась…» — нельзя в детской книжке начинать с деепричастия. Может быть сделать так: «Горе нам, беда стряслась…»

— «Пришла издалека бабушка прохожая» — от одного корня ходить, тоже не очень-то хорошо.

Гребнев поблагодарил Корнея Ивановича и внес в свой перевод соответствующие исправления. Чуковский еще раз прочел сказку, велел исправить еще одну строчку и перевод одобрил.

Прочитав объемистый стихотворный том Туманяна на русском языке (Гослитиздат, М., 1960), Чуковский заметил, что в книге много посредственных переводов, по которым трудно судить о Туманяне как о поэте.

— Говорят, что в подлиннике это хорошие стихи. Но по переводам нельзя этого почувствовать… Я сейчас пишу о переводе знаменитой сказки Люиса Керрола «Алиса в стране чудес». Н. Демурова прекрасно перевела сказку. Она иногда «придумывает». Если переводить буквально, получится ерунда.

Я привожу это замечание Чуковского не в оправдание вольных, далеких от подлинника переводов, а в защиту творческих переводов, в которых сохранена верность поэтической силе подлинника.

Левон Мкртчан

Во время одной из «туманяновских бесед» к Корнею Ивановичу приехала его правнучка Машенька, которой посвящена знаменитая книга писателя «От двух до пяти». Я сфотографировал Корнея Ивановича с правнучкой — Чуковский в мантии доктора литературы Оксфордского университета.