Арутюн Хачатрян: «Миссия художника — передать дух времени»
Арутюн Хачатрян — армянский режиссер, сценарист, оператор, продюсер, один из основателей и директор Ереванского международного кинофестиваля «Золотой абрикос». В феврале 2016 года он был избран президентом Национальной киноакадемии Армении.
Маэстро возвращает в кино выразительность без слов и авторского текста: документальное воссоздание пластики, ритмичность образов, звуков и характеров. Ненавязчиво исследуется конкретный город, деревня, улица, людей. Словно автор хочет, чтобы зритель сам дошел до причины боли и беспокойства, от которых родилась картина.
— Это было в 2002 году в Карловых Варах. С фильмом «Документалист» мы поехали на фестиваль в Чехию, и фильм получил приз. На праздновании присутствовал и известный голландский журналист, кинокритик Ван Бюрен и он действительно так сказал. Сначала мы поспорили, потом коньяк и задетая национальная гордость сделали свое дело, в итоге, я сказал: «Будет у нас фестиваль, и вы через год на него приглашены». Через полгода начали поступать вопросы, где же обещанный кинофестиваль, где же приглашения. Мы все силы бросили на воплощение идеи. До этой встречи мы готовились к созданию достойного, качественного фестиваля. Несмотря на тяжелые времена, возрождать кинематограф было необходимо. Так как кино в Армении находилось в горьком состоянии, фестиваль дал бы возможность изменить эту ситуацию. И мы это понимали.
— «Золотой абрикос» я основал вместе со сценаристом Михаилом Стамболцяном, кинокритиком Сусанной Арутюнян, и при непосредственном участии Атома Эгояна. Как профессионалы своего дела, мы, конечно, знали лучших мировых мастеров кинематографа. У нас были надежные друзья, они очень помогли: кто-то деньгами, ктото организовал банкет, кто-то помог с арендой помещения, кто-то оплатил часть расходов... Три года, пока нас не поддержало государство, мы проводили фестиваль своими средствами, это было очень трудно. Важно, что мы не создавали кинофестиваль ради галочки или чтобы раздавать награды своим знакомым и друзьям, это не шоу для себя, не для шума. Мы создали фестиваль для кино.
— Я считаю, что каждый должен заниматься своим делом профессионально, чтобы дополнять, а не мешать друг другу. Уникальность кино в том, что оно способно сохранить и передать подлинную атмосферу, правду жизни. Это самое главное. Такое кино никогда не устареет.
Мое кино раскрывает людям то, что они не привыкли видеть: привязанность человека к земле и его недовольство землей. Когда я снимал «Конд», было много социальных аспектов, но основное для меня — человеческие отношения, их связь друг с другом, со страной, быт выступает лишь фоном. Снять, как люди плохо или хорошо живут можно где угодно. «Возвращение на землю обетованную» я снял в Амасии, где в покинутые азербайджанцами деревни, заселились джавахкцы и беженцы из Баку и Сумгаита. Это история о том, как люди сродняются с землей, пускают корни, обретают свою Землю Обетованную. Ни они, ни их отцы не родились здесь, но теперь это земля их и их детей.
— Да, фильм о границах, разделяющих людей и народы. Главная героиня этой истории — буйволица, дитя природы, для которой не существует границ... Говорить, что «война — плохо» — банально. Это еще и высокомерная попытка учить человека, что хорошо и что плохо. Я не учу, мои фильмы — мои размышления. Самые чистые, в смысле стиля, мои фильмы — «Возвращение поэта», «Белый город» и «Возвращение на землю обетованную», где вся история понятна через изображения, без слов. Но, интересный факт — из всех моих фильмов больше всего призов получил фильм «Граница».
— Уже много лет в Армении остро стоит проблема эмиграции. Я сам часть этой темы: уезжаю, бегу из Армении в Москву, Европу и возвращаюсь в Ереван. Как кинематографисту, мне важно осветить эту проблему, привлечь внимание зрителя. Фильм «Бесконечный побег и вечное возвращение», который я начал снимать еще 1988 году, об этом. Для меня важно снимать фильм весной, летом, осенью и зимой, чтобы обязательно присутствовали все четыре времени года. Весь фильм состоит из пяти частей, по часу каждая. Я медленно снимаю, с того времени уже снял шесть-семь других фильмов, но продолжал работать над этим проектом. Мои герои мотались по всему миру и я вслед за ними. Один из них уехал сначала в Москву, потом в Италию, другой — на Камчатку, а потом в Москву, третий — в Москву, потом в Лос-Анджелес. Я встречался с ними в разных концах света через каждые десять–пятнадцать лет и снимал. Почему они покинули страну? Кто виновен в том, что наша страна в таком состоянии? Народ? Власть? Или может то, что происходит — закономерно для всего человечества?
— Во всем, что делает художник, отражается дух времени. Политика присутствует везде, и в человеческих отношениях тоже есть политика. Снимать фильм в Джавахке, о беженцах из Армении, организовывать кинофестиваль в Ереване и приглашать турецких кинематографистов — все это политика. Устраивать показы фильма с социальной проблематикой в Армении и в разных городах мира, включая Стамбул, — и это политика. Важно, чтобы политической составляющей не было бы настолько много, чтобы она заглушала искусство. В моих фильмах я не могу полностью избежать политики, хоть ставлю ее на самый задний план. Мой первый фильм с мировым признанием — «Конд». Но, перед тем как получить это признание, фильм был запрещен. Да, были 80-ые, и такого откровенного кино никто не снимал. В Армении его нарекли «антисоветским фильмом». Мы тайком показали его на киевском кинофестивале, где «Конд» получил премию за лучший документальный фильм. Затем первый приз в Москве, Амстердаме, Мюнхене, Берлине, Венеции. И только после этого, фильм признали не политикой, а искусством.
— Это не единственное, в чем меня не понимают. Есть искусство дипломатии, есть солдатское ремесло. Каждый должен заниматься своим делом. Мы открываем дороги, прокладываем пути. Надеемся и прилагаем усилия, чтобы снимать честное кино про Геноцид и у нас, и в Турции. Только так можно донести правду до турецкого народа, привести его на путь признания изнутри. Совместно с фестивалем в Стамбуле мы финансируем документальные, полуигровые фильмы о последствиях Геноцида, снятые порой не всегда на высоком профессиональном уровне. Снимают и турки, и курды. Это дает возможность говорить о трагедии, что очень важно.
— Все, о чем я говорил, рождало тягу к кино. Мой глаз привык наблюдать и фиксировать людей, их эмоции. Я начал много читать. После школы я приехал в Ереван поступать на режиссера. Но моя быстрая и заикающаяся речь и мои работы не привели к успеху. Комиссия посчитала, что актеры меня не поймут. Потом было еще шесть попыток. Будучи уже отцом семейства и зарабатывая другим ремеслом, я каждый год приезжал поступать снова. Мое упорство принесло плоды — на седьмой раз меня приняли.
— Сегодня документальное кино постепенно исчезает. Оно не коммерческое, поэтому нет широкоэкранных площадок. Телевидению, с его многословием и попыткой все сказать за зрителя, оно тоже не интересно. Мои работы медленные, их ритм соответствует ритму жизни. Я не подгоняю картину монтажом и эффектами, не навожу, таким образом, зрителя на мысль, на идею. Зритель видит мое исследование, мое изучение чего-то важного, замеченного мною, то, чем я делюсь через камеру. Я — художник, а миссия художника — передать дух времени. Я не имею права вмешиваться в дела Создателя и не имею права навязывать зрителю что-то, давать советы, судить, обвинять или оправдывать. Режиссер — это человек, которому есть что сказать, у которого есть свой особый взгляд на мир, и это видение мира он показывает в своих фильмах.
— Родом я из Джавакха, рано лишился обоих родителей и старшего брата. Поэтому пришлось столкнуться с суровостью жизни не на шутку. Я начал работать с малых лет: сначала учеником у киномеханика, а потом и почтальоном. Что такое холод — никогда не забуду. Можно уверенно сказать, что я прошел настоящую школу выживания. Это бесценный опыт: я начал узнавать людей, их характеры, много наблюдал, всматривался в тех, кому приносил телеграммы, газеты, пенсии. Рано начал чувствовать атмосферу человеческого дома, добродушия, мещанства. Именно тогда пришло понимание, что человек — чудо! Моя школа, мои учителя зародили во мне интерес к искусству. Они привили любовь к армянскому языку, литературе, и, конечно, к песням Джавахка. Каждое лето я ездил в деревню к родственникам: полмесяца в селе Баралет, полмесяца — в Гоман. Деревенские истории в кругу родни — это уже кино. И монтажом начал рано заниматься, правда, довольно варварски. Как помощник киномеханика, я ездил вместе с мастером Грач по деревням. Фильмы показывали в клубах и домах культуры, если они были, а если не было, так и в хлеву приходилось. Мой киномеханик постоянно выпивал, а я выполнял его работу. Мы сотни раз прокручивали одни и те же фильмы. Я был совсем ребенком, помню, чтобы развлечь себя, начал вырезать эпизоды, которые мне не нравились или сильно надоели, а что-то, наоборот, склеивал. Сейчас понимаю, насколько это было неуважительно к труду создателей фильмов...
— После 90-х выросло целое поколение, которое не видело документального кино на большом экране. Сейчас мы знакомим армянского зрителя с мировым кино, и это рождает желание не только видеть, но и делать свое кино. Это при том, что кино, как искусство, почти во всем мире сводят на нет. Мы создали фонд «Золотой абрикос», который дает возможность начинающим написать сценарии и использовать профессиональную технику для съемок. Посылаем фильмы на другие фестивали, берем на себя расходы, чтобы, в итоге, в мире и в Армении знакомились с армянским кино. Я думаю, наш зритель изменился. На первом фестивале почти не было народа, а сегодня фестиваль собирает десятки тысяч человек. И, конечно, фестиваль открывает миру нашу страну. Мы заняты своим делом, но есть и то, что от нас не зависит — это очарование Армении. Поездки по стране оставляют у гостей фестиваля единую картину восхищения и чувство влюбленности. Это все! Я знаю, когда нужно закончить фильм и знаю, когда заканчивать интервью!|
Беседовала Анна Гиваргизян